деле что-нибудь значу: решается чрезвычайная минута судьбы моей (Аглая именно так и выразилась), и я хочу узнать сама и, кроме того, рада, что при всех… Позвольте же спросить вас, князь, если вы "питаете такие намерения", то чем же вы именно полагаете составить мое счастье?
- Я не знаю, право, Аглая Ивановна, как вам ответить; тут… тут что же отвечать? Да и… надо ли?
- Вы, кажется, сконфузились и задыхаетесь; отдохните немного и соберитесь с новыми силами; выпейте стакан воды; впрочем, вам сейчас чаю дадут.
- Я вас люблю, Аглая Ивановна, я вас очень люблю; я одну вас люблю и… не шутите, пожалуста, я вас очень люблю.
- Но однако же это дело важное; мы не дети, и надо взглянуть положительно… Потрудитесь теперь объяснить, в чем заключается ваше состояние?
- Ну-ну-ну, Аглая! Что ты! Это не так, не так… - испуганно бормотал Иван Федорович.
- Позор! - громко прошептала Лизавета Прокофьевна.
- С ума сошла! - так же громко прошептала Александра.
- Состояние… то-есть, деньги? - удивился князь.
- Именно.
- У меня… у меня теперь сто тридцать пять тысяч, - пробормотал князь, закрасневшись.
- Только-то? - громко и откровенно удивилась Аглая, нисколько не краснея: - впрочем, ничего; особенно если с экономией… Намерены служить?
- Я хотел держать экзамен на домашнего учителя…
- Очень кстати; конечно, это увеличит наши средства. Полагаете вы быть камер-юнкером?
- Камер-юнкером? Я никак этого не воображал, но… Но тут не утерпели обе сестры и прыснули со смеху. Аделаида давно уже заметила в подергивающихся чертах лица Аглаи признаки быстрого и неудержимого смеха, который она сдерживала покамест изо всей силы. Аглая грозно было посмотрела на рассмеявшихся сестер, но и секунды сама не выдержала, и залилась самым сумасшедшим, почти истерическим хохотом; наконец вскочила и выбежала из комнаты.
- Я так и знала, что один только смех и больше ничего! - вскричала Аделаида: - с самого начала, с ежа.
- Нет, вот этого уж не позволю, не позволю! - вскипела вдруг гневом Лизавета Прокофьевна и быстро устремилась вслед за Аглаей. За нею тотчас же побежали и сестры. В комнате остались князь и отец семейства.
- Это, это… мог ты вообразить что-нибудь подобное. Лев Николаич? - резко вскричал генерал, видимо, сам не понимая, что хочет сказать; - нет, серьезно, серьезно говоря?
- Я вижу, что Аглая Ивановна надо мной смеялась, - грустно ответил князь.
- Подожди, брат; я пойду, а ты подожди… потому… объясни мне хоть ты, Лев Николаич, хоть ты: как все это случилось, и что все это означает, во всем, так сказать, его целом? Согласись, брат, сам, - я отец; все-таки ведь отец же, потому я ничего не понимаю; так хоть ты-то объясни!
- Я люблю Аглаю Ивановну; она это знает и… давно кажется, знает.
Генерал вскинул плечами.
- Странно, странно… и очень любишь?
- Очень люблю.
- Странно, странно это мне все. То-есть такой сюрприз и
