Преступление и наказание. Часть 2. стр. 22
— Да… помню… Вахрушин… — проговорил Раскольников задумчиво.
— Слышите: купца Вахрушина знает! — вскричал Разумихин. — Как же не в понятии? А впрочем, я теперь замечаю, что и вы тоже толковый человек. Ну-с! Умные речи приятно и слушать.
— Они самые и есть-с, Вахрушин, Афанасий Иванович, и по просьбе вашей мамаши, которая через них таким же манером вам уже пересылала однажды, они и на сей раз не отказали-с и Семена Семеновича на сих днях уведомили из своих мест, чтобы вам тридцать пять рублев передать-с, во ожидании лучшего-с.
— Вот в «ожидании-то лучшего» у вас лучше всего и вышло; недурно тоже и про «вашу мамашу». Ну, так как же по-вашему: в полной он или не в полной памяти, а?
— По мне что же-с. Вот только бы насчет расписочки следовало бы-с.
— Нацарапает! Что у вас, книга, что ль?
— Книга-с, вот-с.
— Давайте сюда. Ну, Родя, подымайся. Я тебя попридержу; подмахни-ка ему Раскольникова, бери перо, потому, брат, деньги нам теперь пуще патоки.
— Не надо, — сказал Раскольников, отстраняя перо.
— Чего это не надо?
— Не стану подписывать.
— Фу, черт, да как же без расписки-то?
— Не надо… денег…
— Это денег-то не надо! Ну, это, брат, врешь, я свидетель! Не беспокойтесь, пожалуйста, это он только так… опять вояжирует. С ним, впрочем, это и наяву бывает… Вы человек рассудительный, и мы будем его руководить, то есть попросту его руку водить, он и подпишет. Принимайтесь-ка…
— А впрочем, я и в другой раз зайду-с.
— Нет, нет; зачем же вам беспокоиться. Вы человек рассудительный… Ну, Родя, не задерживай гостя… видишь, ждет, — и он серьезно приготовился водить рукой Раскольникова.
— Оставь, я сам… — проговорил тот, взял перо и расписался в книге. Артельщик выложил деньги и удалился.
— Браво! А теперь, брат, хочешь есть?
— Хочу, — отвечал Раскольников.
— У вас суп?
— Вчерашний, — отвечала Настасья, всё это время стоявшая тут же.
— С картофелем и с рисовой крупой?
— С картофелем и крупой.
— Наизусть знаю. Тащи суп, да и чаю давай.
— Принесу.
Раскольников смотрел на всё с глубоким удивлением и с тупым бессмысленным страхом. Он решился молчать и ждать: что будет дальше? «Кажется, я не в бреду, — думал он, — кажется, это в самом деле…»
Через две минуты Настасья воротилась с супом и объявила, что сейчас и чай будет. К супу явились две ложки, две тарелки и весь прибор: солонка, перечница, горчица для говядины и прочее, чего прежде, в таком порядке, уже давно не бывало. Скатерть была чистая.
— Не худо, Настасьюшка, чтобы Прасковья Павловна бутылочки две пивца откомандировала. Мы выпьем-с.
— Ну уж ты, востроногий! — пробормотала Настасья и пошла исполнять повеление.