В самом деле, г-н Лере давал в долг под залог, и как раз в этот шкаф положил он золотую цепочку г-жи Бовари и серьги незадачливого дядюшки Телье, который в конце концов вынужден был продать свое заведение и купить в Кенкампуа бакалейную лавчонку, где он, еще желтее тех свечей, что ему приходилось отпускать покупателям, медленно умирал от чахотки.
Лере сел в большое соломенное кресло.
— Что скажете? — спросил он.
— Вот, полюбуйтесь.
Эмма показала ему бумагу.
— Что же я-то тут могу поделать?
Эмма в сердцах напомнила ему его обещание не опротестовывать ее векселя, но он этого и не оспаривал.
— Иначе я поступить не мог — мне самому позарез нужны были деньги.
— Что же теперь будет? — спросила она.
— Все пойдет своим порядком — сперва суд, потом опись имущества… И капут!
Эмма едва сдерживалась, чтобы не ударить его. Но все же она самым кротким тоном спросила, нельзя ли как-нибудь смягчить Венсара.
— Да, как же! Венсара, пожалуй, смягчишь! Плохо вы его знаете: это тигр лютый.
Но ведь у Эммы вся надежда на г-на Лере!
— Послушайте! По-моему, я до сих пор был достаточно снисходителен.
С этими словами он открыл одну из своих книг.
— Вот пожалуйста!
И стал водить пальцем по странице.
— Сейчас… сейчас… Третьего августа — двести франков… Семнадцатого июля — полтораста… Двадцать пятого марта — сорок шесть… В апреле…
Но тут он, словно боясь попасть впросак, запнулся.
— И это, не считая векселей, выданных господином Бовари, одного — на семьсот франков, а другого — на триста! А вашим мелким займам и процентам я давно счет потерял — тут сам черт ногу сломит. Нет, я — слуга покорный!
Эмма плакала, она даже назвала его один раз «милым господином Лере». Но он все валил на этого «зверюгу Венсара». К тому же он сейчас без гроша, долгов никто ему не платит, а он для всех — дойная корова; он — бедный лавочник, он не в состоянии давать взаймы.
Эмма умолкла; г-н Лере покусывал перо; наконец, встревоженный ее молчанием, он снова заговорил:
— Впрочем, если у меня на днях будут поступления… тогда я смогу…
— Во всяком случае, как только я получу остальную сумму за Барневиль… — сказала Эмма.
— Что такое?..
Узнав, что Ланглуа еще не расплатился, Лере сделал крайне удивленное лицо.
— Так вы говорите, мы с вами поладим?.. — вкрадчивым тоном спросил он.
— О, это зависит только от вас!
Господин Лере закрыл глаза, подумал, написал несколько цифр, а затем, продолжая уверять Эмму, что он не оберется хлопот, что дело это щекотливое и что он «спускает с себя последнюю рубашку», продиктовал Эмме четыре векселя по двести пятьдесят франков каждый, причем все они должны были быть погашены один за другим, с месячным промежутком в платежах.
— Только бы мне уговорить Венсара! Ну да что там толковать, что сделано, то сделано, я на ветер слов не бросаю, я весь тут!
