— Что вы делаете? — кидаясь к ней, крикнул Жюстен.
— Молчи! А то придут…
Он был в отчаянии, он хотел звать на помощь.
— Не говори никому, иначе за все ответит твой хозяин!
И, внезапно умиротворенная, почти успокоенная сознанием исполненного долга, Эмма удалилась.
Когда Шарль, потрясенный вестью о том, что у него описали имущество, примчался домой, Эмма только что вышла. Он кричал, плакал, он потерял сознание, а она все не приходила. Где же она могла быть? Он посылал Фелисите к Оме, к Тювашу, к Лере, в «Золотой лев», всюду. Как только душевная боль утихала, к нему тотчас же возвращалась мысль о том, что он лишился прежнего положения, потерял состояние, что будущее дочери погублено. Из-за чего? Полная неясность. Он прождал до шести вечера. Наконец, вообразив, что Эмма уехала в Руан, он почувствовал, что не может больше сидеть на месте, вышел на большую дорогу, прошагал с полмили, никого не встретил, подождал еще и вернулся.
Она была уже дома.
— Как это случилось?.. Почему? Объясни!..
Эмма села за свой секретер, написала письмо и, проставив день и час, медленно запечатала.
— Завтра ты это прочтешь, — торжественно заговорила она. — А пока, будь добр, не задавай мне ни одного вопроса!.. Ни одного!
— Но…
— Оставь меня!
С этими словами она вытянулась на постели.
Ее разбудил терпкий вкус во рту. Она увидела Шарля, потом снова закрыла глаза.
Она с любопытством наблюдала за собой, старалась уловить тот момент, когда начнутся боли. Нет, пока еще нет! Она слышала тиканье часов, потрескиванье огня и дыханье Шарля, стоявшего у ее кровати.
«Ах, умирать совсем не страшно! — подумала она. — Я сейчас засну, и все будет кончено».
Она выпила воды и повернулась лицом к стене.
Отвратительный чернильный привкус все не проходил.
— Хочу пить!.. Ах, как я хочу пить! — со вздохом вымолвила она.
— Что с тобой? — подавая ей стакан воды, спросил Шарль.
— Ничего!.. Открой окно… Мне душно.
И тут ее затошнило — так внезапно, что она едва успела вытащить из-под подушки носовой платок.
— Унеси! Выбрось! — быстро проговорила она.
Шарль стал расспрашивать ее — она не отвечала. Боясь, что от малейшего движения у нее опять может начаться рвота, она лежала пластом. И в то же время чувствовала, как от ног к сердцу идет пронизывающий холод.
— Ага! Началось! — прошептала она.
— Что ты сказала?
Эмма томилась; она медленно вертела головой, все время раскрывая рот, точно на языке у нее лежало что-то очень тяжелое. В восемь часов ее опять затошнило.
Шарль обратил внимание, что к стенкам фарфорового таза пристали какие-то белые крупинки.
— Странно! Непонятно! — несколько раз повторил он.
Но она громко произнесла:
— Нет, ты ошибаешься!
Тогда он осторожно, точно гладя, дотронулся до ее живота. Она дико закричала. Он в ужасе отскочил.
