Иван Гончаров. Обломов. Часть 2. стр 47
Отношения эти были так бесцветны, что нельзя было никак решить, есть ли в характере тетки какие-нибудь притязания на послушание Ольги, на ее особенную нежность или есть ли в характере Ольги послушание к тетке и особенная к ней нежность.
Зато с первого раза, видя их вместе, можно было решить, что они — тетка и племянница, а не мать и дочь.
— Я еду в магазин: не надо ли тебе чего-нибудь? — спрашивала тетка.
— Да, ma tante, мне нужно переменить лиловое платье, — говорила Ольга, и они ехали вместе, или: — Нет, ma tante, — скажет Ольга, — я недавно была.
Тетка возьмет ее двумя пальцами за обе щеки, поцелует в лоб, а она поцелует руку у тетки, и та поедет, а эта останется.
— Мы опять ту же дачу возьмем? — скажет тетка ни вопросительно, ни утвердительно, а так, как будто рассуждает сама с собой и не решается.
— Да, там очень хорошо, — говорила Ольга.
И дачу брали.
А если Ольга скажет:
— Ах, ma tante, неужели вам не наскучил этот лес да песок? Не лучше ли посмотреть в другой стороне?
— Посмотрим, — говорила тетка. — Поедем, Оленька, в театр? — говорила тетка, — давно кричат об этой пьесе.
— С удовольствием, — отвечала Ольга, но без торопливого желания угодить, без выражения покорности.
Иногда они слегка и спорили.
— Помилуй, ma chere, к лицу ли тебе зеленые ленты? — говорила тетка. — Возьми палевые.
— Ах, ma tante! уж я шестой раз в палевых, наконец приглядится.
— Ну, возьми pensee.
— А эти вам нравятся?
Тетка вглядывалась и медленно трясла головой.
— Как хочешь, ma chere, а я бы на твоем месте взяла pensee или палевые.
— Нет, ma tante, я лучше вот эти возьму, — говорила Ольга мягко и брала, что ей хотелось.
Ольга спрашивала у тетки советов не как у авторитета, которого приговор должен быть законом для нее, а так, как бы спросила совета у всякой другой, более ее опытной женщины.
— Ma tante, вы читали эту книгу — что это такое? — спрашивала она.
— Ах, какая гадость! — говорила тетка, отодвигая, но не пряча книгу и не принимая никаких мер, чтоб Ольга не прочла ее.
И Ольге никогда не пришло бы в голову прочесть. Если они затруднялись обе, тот же вопрос обращался к барону фон Лангвагену или к Штольцу, когда он был налицо, и книга читалась или не читалась, по их приговору.
— Ma chere Ольга! — скажет иногда тетка. — Про этого молодого человека, который к тебе часто подходит у Завадских, вчера мне что-то рассказывали, какую-то глупую историю.
И только. А Ольга как себе хочет потом: говори или не говори с ним.
Появление Обломова в доме не возбудило никаких вопросов, никакого особенного внимания ни в тетке, ни в бароне, ни даже в Штольне. Последний хотел познакомить своего приятеля в таком доме, где все было немного чопорно, где не только не предложат соснуть после обеда, но где даже неудобно класть ногу на ногу, где надо быть свежеодетым, помнить, о чем говоришь, — словом, нельзя ни задремать, ни опуститься, и где постоянно шел живой, современный разговор.