Иван Гончаров. Обломов. Часть 4. стр 17
Смотрит она не по-прежнему, открыто, светло и покойно, на всем лице лежит облако или печали, или тумана.
Он подошел к ней. Брови у ней сдвинулись немного, она с недоумением посмотрела на него минуту, потом узнала: брови раздвинулись и легли симметрично, глаза блеснули светом тихой, не стремительной, но глубокой радости. Всякий брат был бы счастлив, если б ему так обрадовалась любимая сестра.
— Боже мой! Вы ли это? — сказала она проникающим до души, до неги радостным голосом.
Тетка быстро обернулась, и все трое заговорили разом. Он упрекал, что они не написали к нему, они оправдывались. Они приехали всего третий день и везде ищут его. На одной квартире сказали им, что он уехал в Лион, и они не знали, что делать.
— Да как это вы вздумали? И мне ни слова! — упрекал он.
— Мы так быстро собрались, что не хотели писать к вам, — сказала тетка. — Ольга хотела вам сделать сюрприз.
Он взглянул на Ольгу: лицо ее не подтверждало слов тетки. Он еще пристальнее поглядел на нее, но она была непроницаема, недоступна его наблюдению.
"Что с ней? — думал Штольц. — Я, бывало, угадывал ее сразу, а теперь… какая перемена!"
— Как вы развились, Ольга Сергеевна, выросли, созрели, — сказал он вслух, — я вас не узнаю! А всего год какой-нибудь не видались. Что вы делали, что с вами было? Расскажите, расскажите!
— Да… ничего особенного, — сказала она, рассматривая материю.
— Что ваше пение? — говорил Штольц, продолжая изучать новую для него Ольгу и стараясь прочесть незнакомую ему игру в лице, но игра эта, как молния, вырывалась и пряталась.
— Давно не пела, месяца два, — сказала она небрежно.
— А Обломов что? — вдруг бросил он вопрос. — Жив ли? Не пишет?
Здесь, может быть, Ольга невольно выдала бы свою тайну, если б не подоспела на помощь тетка.
— Вообразите, — сказала она, выходя из магазина, — каждый день бывал у нас, потом вдруг пропал. Мы собрались за границу, я послала к нему — сказали, что болен, не принимает: так и не видались.
— И вы не знаете? — заботливо спросил Штольц у Ольги.
Ольга пристально лорнировала проезжавшую коляску.
— Он в самом деле захворал, — сказала она, с притворным вниманием рассматривая проезжавший экипаж. — Посмотрите, ma tante, кажется, это наши спутники проехали.
— Нет, вы мне отдайте отчет о моем Илье, — настаивал Штольц, — что вы с ним сделали? Отчего не привезли с собой?
— Mais ma tante vient de dire — говорила она.
— Он ужасно ленив, — заметила тетка, — и дикарь такой, что лишь только соберутся трое-четверо к нам, сейчас уйдет. Вообразите, абонировался в оперу и до половины абонемента не дослушал.
— Рубини не слыхал, — прибавила Ольга.
Штольц покачал головой и вздохнул.
— Как это вы решились? Надолго ли? Что вам вдруг вздумалось? — спрашивал Штольц.
— Для нее по совету доктора, — сказала тетка, указывая на Ольгу. — Петербург заметно стал действовать на нее, мы и уехали на зиму, да вот еще не решились, где провести ее: в Ницце или в Швейцарии.
Он подошел к ней. Брови у ней сдвинулись немного, она с недоумением посмотрела на него минуту, потом узнала: брови раздвинулись и легли симметрично, глаза блеснули светом тихой, не стремительной, но глубокой радости. Всякий брат был бы счастлив, если б ему так обрадовалась любимая сестра.
— Боже мой! Вы ли это? — сказала она проникающим до души, до неги радостным голосом.
Тетка быстро обернулась, и все трое заговорили разом. Он упрекал, что они не написали к нему, они оправдывались. Они приехали всего третий день и везде ищут его. На одной квартире сказали им, что он уехал в Лион, и они не знали, что делать.
— Да как это вы вздумали? И мне ни слова! — упрекал он.
— Мы так быстро собрались, что не хотели писать к вам, — сказала тетка. — Ольга хотела вам сделать сюрприз.
Он взглянул на Ольгу: лицо ее не подтверждало слов тетки. Он еще пристальнее поглядел на нее, но она была непроницаема, недоступна его наблюдению.
"Что с ней? — думал Штольц. — Я, бывало, угадывал ее сразу, а теперь… какая перемена!"
— Как вы развились, Ольга Сергеевна, выросли, созрели, — сказал он вслух, — я вас не узнаю! А всего год какой-нибудь не видались. Что вы делали, что с вами было? Расскажите, расскажите!
— Да… ничего особенного, — сказала она, рассматривая материю.
— Что ваше пение? — говорил Штольц, продолжая изучать новую для него Ольгу и стараясь прочесть незнакомую ему игру в лице, но игра эта, как молния, вырывалась и пряталась.
— Давно не пела, месяца два, — сказала она небрежно.
— А Обломов что? — вдруг бросил он вопрос. — Жив ли? Не пишет?
Здесь, может быть, Ольга невольно выдала бы свою тайну, если б не подоспела на помощь тетка.
— Вообразите, — сказала она, выходя из магазина, — каждый день бывал у нас, потом вдруг пропал. Мы собрались за границу, я послала к нему — сказали, что болен, не принимает: так и не видались.
— И вы не знаете? — заботливо спросил Штольц у Ольги.
Ольга пристально лорнировала проезжавшую коляску.
— Он в самом деле захворал, — сказала она, с притворным вниманием рассматривая проезжавший экипаж. — Посмотрите, ma tante, кажется, это наши спутники проехали.
— Нет, вы мне отдайте отчет о моем Илье, — настаивал Штольц, — что вы с ним сделали? Отчего не привезли с собой?
— Mais ma tante vient de dire — говорила она.
— Он ужасно ленив, — заметила тетка, — и дикарь такой, что лишь только соберутся трое-четверо к нам, сейчас уйдет. Вообразите, абонировался в оперу и до половины абонемента не дослушал.
— Рубини не слыхал, — прибавила Ольга.
Штольц покачал головой и вздохнул.
— Как это вы решились? Надолго ли? Что вам вдруг вздумалось? — спрашивал Штольц.
— Для нее по совету доктора, — сказала тетка, указывая на Ольгу. — Петербург заметно стал действовать на нее, мы и уехали на зиму, да вот еще не решились, где провести ее: в Ницце или в Швейцарии.