Vive Henri Quatre, Vive ce roi vaillanti — [Да здравствует Генрих Четвертый! Да здравствует сей храбрый король! и т. д. (французская песня)]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable à quatre…
— Виварика! Виф серувару! сидябляка… — повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев. — Вишь, ловко! Го-го-го-го-го!.. — поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже. — Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent, De boire, de battre, Et d'être un vert galant… [Имевший тройной талант, пить, драться и быть любезником…]
— A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!.. — Кю… — с усилием выговорил Залетаев. — Кью-ю-ю… — вытянул он, старательно оттопырив губы, — летриптала, де бу де ба и детравагала, — пропел он. — Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го-го-го-го! — Что ж, еще есть хочешь? — Дай ему каши-то; ведь не скоро наестся с голоду-то. Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля. — Тоже люди, — сказал один из них, уворачиваясь в шинель. — И полынь на своем кореню растет. — Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… — И все затихло. Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем-то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры. Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, — только следования за неприятелем.
