Атос, от которого ничто не могло ускользнуть, заметил топкую улыбку, скользнувшую по губам гасконца.
— Мы поспорили по поводу одежды, — сказал молодой человек.
— А ты, Арамис?
— Я дерусь из-за несогласия по одному богословскому вопросу, — сказал Арамис, делая знак д'Артаньяну, чтобы тот скрыл истинную причину дуэли.
Атос заметил, что по губам гасконца снова скользнула улыбка.
— Неужели? — переспросил Атос.
— Да, одно место из блаженного Августина, по поводу которого мы не сошлись во мнениях, — сказал д'Артаньян.
«Он, бесспорно, умен», — подумал Атос.
— А теперь, милостивые государи, когда все вы собрались здесь, — произнес д'Артаньян, — разрешите мне принести вам извинения.
При слове «извинения» лицо Атоса затуманилось, по губам Портоса скользнула пренебрежительная усмешка, Арамис же отрицательно покачал головой.
— Вы не поняли меня, господа, — сказал д'Артаньян, подняв голову. Луч солнца, коснувшись в эту минуту его головы, оттенил тонкие и смелые черты его лица. — Я просил у вас извинения на тот случай, если не буду иметь возможности дать удовлетворение всем троим. Ведь господин Атос имеет право первым убить меня, и это может лишить меня возможности уплатить свой долг чести вам, господин Портос; обязательство же, выданное вам, господин Арамис, превращается почти в ничто. А теперь, милостивые государи, повторяю еще раз: прошу простить меня, но только за это… Не начнем ли мы?
С этими словами молодой гасконец смело выхватил шпагу.
Кровь ударила ему в голову. В эту минуту он готов был обнажить шпагу против всех мушкетеров королевства, как обнажил ее сейчас против Атоса, Портоса и Арамиса.
Было четверть первого. Солнце стояло в зените, и место, избранное для дуэли, было залито его палящими лучами.
— Жарко, — сказал Атос, в свою очередь обнажая шпагу. — А между тем мне нельзя скинуть камзол. Я чувствую, что рана моя кровоточит, и боюсь смутить моего противника видом крови, которую не он пустил.
— Да, сударь, — ответил д'Артаньян. — Но будь эта кровь пущена мною или другими, могу вас уверять, что мне всегда будет больно видеть кровь столь храброго дворянина. Я буду драться, не снимая камзола, как и вы.
— Все это прекрасно, — воскликнул Портос, — но довольно любезностей!
Не забывайте, что мы ожидаем своей очереди…
— Говорите от своего имени, Портос, когда говорите подобные нелепости, — перебил его Арамис. — Что до меня, то все сказанное этими двумя господами, на мой взгляд, прекрасно и вполне достойно двух благородных дворян.
— К вашим услугам, сударь, — проговорил Атос, становясь на свое место.
— Я ждал только вашего слова, — ответил д'Артаньян, скрестив с ним шпагу.
Но не успели зазвенеть клинки, коснувшись друг друга, как отряд гвардейцев кардинала под командой г-на де Жюссака показался из-за угла монастыря.
— Гвардейцы кардинала! — в один голос вскричали Портос и Арамис. — Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны!
Но было уже поздно. Противников застали в позе, не оставлявшей сомнения в их намерениях.
— Эй! — крикнул де Жюссак, шагнув к ним и знаком приказав своим подчиненным последовать его призеру. — Эй, мушкетеры! Вы собрались здесь драться? А как же с эдиктами?
— Вы крайне любезны, господа гвардейцы, — сказал Атос с досадой, так как де Жюссак был участником нападения, имевшего место два дня назад. — Если бы мы застали вас дерущимися, могу вас уверить — мы не стали бы мешать вам. Дайте нам волю, и вы, не затрачивая труда, получите полное удовольствие.