— Герцог Бекингэм в Париже! — воскликнул король. — Зачем же он приезжал сюда?
— Надо полагать, чтобы вступить в заговор с вашими врагами — испанцами и гугенотами.
— Нет! Клянусь, нет! Чтобы в заговоре с госпожой де Шеврез, госпожой де Лонгвиль и всеми Конде посягнуть на мою честь!
— Ваше величество, как можете вы допустить такую мысль! Королева так благоразумна, а главное — так любит ваше величество!
— Женщина слаба, господин кардинал. Что же касается большой любви, то у меня свое мнение на этот счет.
— Тем не менее, — сказал кардинал, — я утверждаю, что герцог приезжал в Париж с целями чисто политическими.
— А я уверен, что с совершенно другими целями. Но если королева виновата, то горе ей!
— В самом деле, — произнес кардинал, — как ни тяжко мне допустить даже мысль о такой возможности… Ваше величество напомнили мне одну вещь: госпожа де Ланнуа, которую я, следуя приказу вашего величества, несколько раз допрашивал, сегодня утром сообщила мне, что в позапрошлую ночь ее величество очень поздно не ложилась, что сегодня утром королева много плакала и что весь день она писала.
— Все понятно! — воскликнул король. — Писала, разумеется, ему! Кардинал, добудьте мне все бумаги королевы.
— Но как же достать их, ваше величество? Мне кажется, что ни я, ни ваше величество не можем взять это на себя.
— А как поступили с женой маршала д'Анкра? — воскликнул король в порыве неудержимого гнева. — Обыскали ее шкафы и в конце концов ее самое.
— Жена маршала д'Анкра — всего лишь жена маршала д'Анкра, какая-то искательница приключений из Флоренции, тогда как августейшая супруга вашего величества — Анна Австрийская, королева Франции, то есть одна из величайших владетельных особ в мире.
— Тем страшнее ее вина, герцог! Чем легче она забыла высоту своего сана, тем глубже она пала. Да, кроме того, я давно уже решил положить конец всем этим интригам — политическим и любовным… При ней, если не ошибаюсь, состоит некий Ла Порт?
— Которого я, должен признаться, считаю главной пружиной в этом деле, — вставил кардинал.
— Значит, и вы, так же как я, думаете, что она обманывает меня?
— Я думаю и повторяю, ваше величество, что королева в заговоре против власти короля, но я не сказал — против его чести.
— А я вам говорю — в заговоре против того и другого. Я вам говорю, что королева меня не любит, что она любит другого. Я вам говорю, что она любит этого подлого Бекингэма! Почему вы не арестовали его, когда он был в Париже?
— Арестовать герцога? Арестовать первого министра короля Карла Первого? Да что вы, ваше величество! Какой шум! А если бы — в чем я по-прежнему сомневаюсь, — если бы подозрения вашего величества сколько-нибудь оправдались, какая страшная огласка, какой неслыханный позор!
— Но раз он сам подвергал себя опасности, как какой-нибудь бродяга или вор, нужно было…
Людовик XIII умолк, сам испугавшись того, что готово было сорваться с его уст, и Ришелье, вытянув шею, напрасно ожидал этих слов, застывших на королевских устах.
— Нужно было?..
— Ничего, — произнес король, — ничего… Но в течение всего времени, что он был в Париже, вы не выпускали его из виду?
— Нет, ваше величество.
— Где он жил?
— На улице Лагарп, номер семьдесят пять.
— Где это?
— Недалеко от Люксембургского дворца.
— И вы уверены, что он не виделся с королевой?
