Александр Дюма. Три мушкетера. Стр. 159
— Но согласитесь, по крайней мере, что не подобает приносить в жертву господу то, чем вы окончательно пресытились. Скажите, д'Артаньян, разве я не прав?
— Разумеется, правы, черт побери! — вскричал д'Артаньян.
Кюре и иезуит подскочили на стульях.
— Вот моя отправная точка — это силлогизм: мир не лишен прелести; я покидаю мир — следовательно, приношу жертву; в Писании же положительно сказано: «Принесите жертву господу».
— Это верно, — сказали противники.
— И потом… — продолжал Арамис, пощипывая ухо, чтобы оно покраснело, как прежде поднимал руки, чтобы они побелели, — и потом, я написал рондо на эту тему. Я показал его в прошлом году господину Вуатюру, и этот великий человек наговорил мне множество похвал.
— Рондо! — презрительно произнес иезуит.
— Рондо! — машинально повторил кюре.
— Прочитайте, прочитайте нам его! — вскричал д'Артаньян. — Это немного развлечет нас.
— Нет, ведь оно религиозного содержания, — ответил Арамис, — это богословие в стихах.
— Что за дьявольщина! — сказал д'Артаньян.
— Вот оно, — сказал Арамис с видом самым скромным, не лишенным, однако, легкого оттенка лицемерия.
«Ты, что скорбишь, оплакивая грезы,
И что влачишь безрадостный удел,
Твоей тоске положится предел,
Когда творцу свои отдашь ты слезы,
Ты, что скорбишь.»
д'Артаньян и кюре были в полном восторге. Иезуит упорствовал в своем мнении:
— Остерегайтесь мирского духа в богословском слоге. Что говорит святой Августин? Severus sit clericorum sermo
.
— Да, чтобы проповедь была понятна! — сказал кюре.
— Итак… — поспешил вмешаться иезуит, видя, что его приспешник заблудился, — итак, ваша диссертация понравится дамам, и это все. Она будет иметь такой же успех, как какая-нибудь защитительная речь господина Патрю.
— Дай-то бог! — с увлечением вскричал Арамис.
— Вот видите! — воскликнул иезуит. — Мир еще громко говорит в вас, говорит altissima voce
. Вы еще мирянин, мой юный друг, и я трепещу: благодать может не оказать своего действия.
— Успокойтесь, преподобный отец, я отвечаю за себя.
— Мирская самонадеянность.
— Я знаю себя, отец мой, мое решение непоколебимо.
— Итак, вы упорно хотите продолжать работу над этой темой?
— Я чувствую себя призванным рассмотреть именно ее и никакую другую.
Поэтому я продолжу работу и надеюсь, что завтра вы будете удовлетворены поправками, которые я внесу согласно вашим указаниям.
— Работайте не спеша, — сказал кюре. — Мы оставляем вас в великолепном состоянии духа.
— Да, — сказал иезуит, — нива засеяна, и нам нечего опасаться, что часть семян упала на камень или рассеялась по дороге и что птицы небесные поклюют остальную часть, aves coeli comederunt illam.
«Поскорей бы чума забрала тебя вместе с твоей латынью!» — подумал д'Артаньян, чувствуя, что совершенно изнемогает.
— Прощайте, сын мой, — сказал кюре, — до завтра.
— До завтра, отважный юноша, — сказал иезуит. — Вы обещаете стать одним из светочей церкви. Да не допустит небо, чтобы этот светоч обратился в пожирающее пламя!
Д'Артаньян, который уже целый час от нетерпения грыз ногти, теперь принялся грызть пальцы.
Оба человека в черных рясах встали, поклонились Арамису и д'Артаньяну и направились к двери. Базен, все время стоявший тут же и с благочестивым ликованием слушавший весь этот ученый спор, устремился к ним навстречу, взял молитвенник священника, требник иезуита и почтительно пошел вперед, пролагая им путь.