У.Голдинг "Повелитель мух" страница 054
– А ничего.
– Он меня ненавидит. За что – не знаю. Тебе-то что. Он тебя уважает. И потом, ты ж в случае чего и садануть можешь.
– Ну да! А сам-то как с ним сейчас подрался!
– У меня же был рог, – просто сказал Хрюша. – Я имел право говорить.
Саймон шевельнулся во тьме:
– Ты оставайся главным!
– Ты бы уж помалкивал, крошка. Ты почему не мог сказать, что никакого зверя нет?
– Я его боюсь, – шептал Хрюша. – И поэтому я его знаю как облупленного. Когда боишься кого, ты его ненавидишь и все думаешь про него и никак не выбросишь из головы. И даже уж поверишь, что он – ничего, а потом как посмотришь на него – и вроде астмы, аж дышать даже трудно. И знаешь чего, Ральф? Он ведь и тебя ненавидит.
– Меня? А меня за что же?
– Не знаю я. Ты на него за костер ругался. И потом ты у нас главный, а не он.
– Он зато Джек Меридью!
– Я болел много, лежал в постели и думал. Я насчет людей понимаю. И насчет себя понимаю. И насчет его. Тебя-то он не тронет. Но если ты ему мешать больше не будешь, он на того, кто рядом, накинется. На меня.
– Правда, Ральф. Не ты, так Джек. Ты уж будь главным.
– Конечно, сидим сложа руки, ждем чего-то, вот все у нас и разваливается. Дома всегда взрослые были. Простите, сэр; разрешите, мисс; и на все тебе ответят. Эх, сейчас бы! . .
– Эх, была б тут моя тетя!
– Или мой папа… Да теперь-то чего уж!
– Надо, чтоб костер горел.
Танец кончился, охотники шли уже к шалашам.
– Взрослые, они все знают, – сказал Хрюша. – И они не боятся в темноте. Они бы вместе чай попивали и беседовали. И все бы решили.
– Уж они бы остров не подпалили. И у них бы не пропал тот…
– Они бы корабль построили…
Трое мальчиков стояли во тьме, безуспешно пытаясь определить признаки великолепия взрослой жизни.
– Уж они бы не стали ругаться…
– И очки бы мои не кокнули…
– И про зверя бы не болтали…
– Если б они могли нам хоть что-то прислать! – в отчаянии крикнул Ральф. – Хоть бы что-нибудь взрослое… хоть сигнал бы подали…
Вдруг из тьмы вырвался вой, так что они прижались друг к другу и замерли. Вой взвивался, истончался, странный, немыслимый, и перешел в невнятное бормотанье. Персиваль Уимз Медисон, из дома священника в Хакете Сент-Энтони, лежа в высокой траве, вновь проходил через перипетии, против которых бессильна даже магия вызубренного адреса.