Юрий Коваль. Вода с закрытыми глазами

   С рассветом начался очень хороший день. Тёплый, солнечный. Он случайно появился среди пасмурной осени и должен был скоро кончиться.
   Рано утром я вышел из дома и почувствовал, каким коротким будет этот день. Захотелось прожить его хорошо, не потерять ни минуты, и я побежал к лесу.
   День разворачивался передо мной. Вокруг меня. В лесу и на поле. Но главное происходило в небе. Там шевелились облака, тёрлись друг о друга солнечными боками, и лёгкий шелест слышен был на земле.
   Я торопился, выбегал на поляны, заваленные опавшим листом, выбирался из болот на сухие еловые гривы. Я понимал, что надо спешить, а то всё кончится. Хотелось не забыть этот день, принести домой его след.
   Нагруженный грибами и букетами, я вышел на опушку, к тому месту, где течёт из-под холма ключевой ручей.
   У ручья я увидел Нюрку.
   Она сидела на расстеленной фуфайке, рядом на траве валялся её портфель. В руке Нюрка держала старую жестяную кружку, которая всегда висела на берёзке у ручья.
   – Закусываешь? – спросил я, сбрасывая с плеч корзину.
   – Воду пью, – ответила Нюрка. Она даже не взглянула на меня и не поздоровалась.
   – Что пустую воду пить? Вот хлеб с яблоком.
   – Спасибо, не надо, – ответила Нюрка, поднесла кружку к губам и глотнула воды. Глотая, она прикрыла глаза и не сразу открыла их.
   – Ты чего невесёлая? – спросил я.
   – Так, – ответила Нюрка и пожала плечами.
   – Может, двойку получила?
   – Получила, – согласилась Нюрка.
   – Вот видишь, сразу угадал. А за что?
   – Ни за что.
   Она снова глотнула воды и закрыла глаза.
   – А домой почему не идёшь?
   – Не хочу, – ответила Нюрка, не открывая глаз.
   – Да съешь ты хлеба-то.
   – Спасибо, не хочу.
   – Хлеба не хочешь, домой не хочешь. Что ж, так не пойдёшь домой?
   – Не пойду. Так и умру здесь, у ручья.
   – Из-за двойки?
   – Нет, не из-за двойки, ещё кое из-за чего, – сказала Нюрка и открыла наконец глаза.
   – Это из-за чего же?
   – Есть из-за чего, – сказала Нюрка, снова хлебнула из кружки и прикрыла глаза.
   – Ну расскажи.
   – Не твоё дело.
   – Ну и ладно, – сказал я, обидевшись. – С тобой по-человечески, а ты… Ладно, я тоже тогда лягу и умру.
   Я расстелил на траве куртку, улёгся и стал слегка умирать, поглядывая, впрочем, на солнце, которое неумолимо пряталось за деревья. Так не хотелось, чтоб кончался этот день. Ещё бы часок, полтора.
   – Тебе-то из-за чего умирать? – спросила Нюрка.
   – Есть из-за чего, – ответил я. – Хватает.
   – Болтаешь, сам не зная… – сказала Нюрка.
   Я закрыл глаза и минут пять лежал молча, задумавшись, есть мне от чего умирать или нет. Выходило, что есть. Самые тяжёлые, самые горькие мысли пришли мне в голову, и вдруг стало так тоскливо, что я забыл про Нюрку и про сегодняшний счастливый день, с которым не хотел расставаться.
   А день кончался. Давно уж миновал полдень, начинался закат.
   Облака, подожжённые солнцем, уходили за горизонт.
   Горела их нижняя часть, а верхняя, охлаждённая первыми звёздами, потемнела, там вздрагивали синие угарные огоньки.
   Неторопливо и как-то равнодушно взмахивая крыльями, к закату летела одинокая ворона. Она, кажется, понимала, что до заката ей сроду не долететь.
   – Ты бы заплакал, если б я умерла? – спросила вдруг Нюрка.
   Она по-прежнему пила воду мелкими глотками, прикрывая иногда глаза.
   – Да ты что, заболела, что ли? – забеспокоился наконец я. – Что с тобой?
   – Заплакал бы или нет?
   – Конечно, – серьёзно ответил я.
   – А мне кажется, никто бы не заплакал.
   – Вся деревня ревела бы. Тебя все любят.
   – За что меня любить? Что я такого сделала?
   – Ну, не знаю… а только все любят.
   – За что?
   – Откуда я знаю, за что. За то, что ты – хороший человек.
   – Ничего хорошего. А вот тебя любят, это правда. Если бы ты умер, тут бы все стали реветь.
   – А если б мы оба вдруг умерли, представляешь, какой бы рёв стоял? – сказал я.
   Нюрка засмеялась.
   – Это правда, – сказала она. – Рёв был бы жуткий.
   – Давай уж поживём ещё немного, а? – предложил я. – А то деревню жалко.
   Нюрка снова улыбнулась, глотнула воды, прикрыла глаза.
   – Открывай, открывай глаза, – сказал я, – пожалей деревню.
   – Так вкусней, – сказала Нюрка.
   – Чего вкусней? – не понял я.
   – С закрытыми глазами вкусней. С открытыми всю воду выпьешь – и ничего не заметишь. А так – куда вкусней. Да ты сам попробуй.
   Я взял у Нюрки кружку, зажмурился и глотнул.
   Вода в ручье была студёной, от неё сразу заныли зубы. Я хотел уж открыть глаза, но Нюрка сказала:
   – Погоди, не торопись. Глотни ещё.
   Сладкой подводной травой и ольховым корнем, осенним ветром и рассыпчатым песком пахла вода из ручья. Я почувствовал в ней голос лесных озёр и болот, долгих дождей и летних гроз.
   Я вспомнил, как этой весной здесь в ручье нерестились язи, как неподвижно стояла на берегу горбатая цапля и кричала по-кошачьи иволга.
   Я глотнул ещё раз и почувствовал запах совсем уже близкой зимы – времени, когда вода закрывает глаза.