Валентина Осеева "Динка". Страница 170
- А где Марьяшка? - несмело спросила Динка, заглядывая в сторожку.
- На пристань ее понесли. В больницу повезут. Бегите туда - может, еще не уехали! Только-только пошли они...
- Пойдем! - встрепенулась Динка. - Пойдем скорей, Лень!
И, прижав к груди ложку, девочка бросилась бежать.
- Несчастный я с тобой... - пробормотал измученный Ленька, догоняя ее у калитки.
Парохода еще не было. На пристани толпился народ, бросая любопытные и соболезнующие взгляды на забинтованного больного ребенка. Нюра, сидя на скамейке, держала Марьяшку на руках и, не обращая внимания на собравшихся вокруг людей, тихонько шептала ей ласковые слова.
Марина и Катя, стоя у билетной кассы, о чем-то разговаривали с кассиром.
- Иди, не бойся! Отдай ей ложечку-то... - вдруг донесся до них тихий голос.
Ленька, держа за руку свою подружку, осторожно подвел ее к Нюре.
- Марьяшечка, родненькая... вот ложка... - звенящим от волнения голосом сказала Динка и положила на грудь девочки ложку.
- Доченька, ложечку твою принесли! Вот она, ложечка-то... - вкладывая в руку девочки ложку, зашептала мать. Марьяшка пошевелила головкой и тяжко застонала. Губы у Динки задрожали.
- Не плачь! - строго остановил ее Ленька. - Скажи: "выздоравливай, Марьяшка!.."
- Выздоравливай, Марьяшка! - прошептала за ним Динка.
- Ворочайся, мол, скорее из больницы, - снова сказал Ленька.
Серые глаза его неотступно и настороженно следили за каждым движением девочки. Тонкие темные брови узеньким Мостиком сошлись у переносья и придавали его бледному лицу строгое и трагическое выражение.
- Поцелуй ее в ручку, и пойдем! - крепко держа за руку девочку и не замечая никого вокруг, тихо шептал Ленька.. Нюра плакала. Стоявшие вокруг женщины вытирали глаза. Марина и Катя, онемев от удивления, Смотрели иа обоих детей.
- Теперь пойдем, - ласково сказал Ленька.
Девочка не противилась, по, отойдя на несколько шагов, остановилась, неуверенно оглядываясь назад... Ленька, наклонившись над ней, что-то сказал. Динка послушалась и, держась за его руку, тихо пошла рядом. Потом снова остановилась, и снова он что-то сказал ей... Потом их детские фигурки замешались в толпе и скрылись из глаз...
Сестры долго молчали. Потом Марина подняла на сестру удивленные глаза:
- Это был тот же мальчик... Жаль, если они видели нас...
- Они не видели... Она ничего не видела из-за слез, а он ничего не видел, кроме ее слез, - тихо ответила Катя.
Глава тридцать вторая
ГОРЕЧЬ РАЗЛУКИ
Потянулись длинные, печальные дни. Несчастье, случившееся с Марьяшкой, оставило глубокий след в сердцах детей. Никому не хотелось шутить, смеяться, разговаривать громким голосом. Мышка, боясь растравить свое горе, избегала всяких разговоров с сестрой; Динка, скучая, бродила одна по саду и ждала Леньку... Алина теперь держалась особняком, не допуская ни слез, ни воспоминаний. Но, когда приезжала мать, все трое бросались к ней с расспросами:
"Ну, как Марьяшка? Плачет она? Больно ей? Узнала она тебя?"
Марина не скрывала правды.
"Марьяшке уже лучше... Только глазки у нее еще забинтованы", - отвечала она в первые дни.
Дети огорченно замолкали. Всем было страшно, что Марьяшка останется слепой.
Катя, привыкшая с детства к суровой скрытности чувств, казалась прежней и только по вечерам, оставаясь наедине с сестрой, плакала:
"Я не могу представить себе этого ребенка слепым..." "Почему слепым? Ведь доктор еще не сказал этого. Надо всегда надеяться на лучшее... Перестань плакать. Катя! Посмотри, как борются со своим горем дети", - мягко упрекала ее сестра.