Все понимали, что именно здесь, в этом материнском чувстве Лины к вскормленной ею девочке, и в Динке, привыкшей считать Лину своей второй матерью, таилась главная трагедия ухода Лины из семьи, Именно здесь был источник ее горьких слез о разлуке.
А Динка, припав головой к груди Лины, сладко и безмятежно спала... В саду уже сгущались сумерки, в комнатах зажгли лампы.
- Малай Иваныч, подержите-кось ребенка... - сказала вдруг Лина.
Малайка вскочил и бережно принял на вытянутые руки спящую Динку.
Лина отряхнула с платья крошки и, открыв дверь в комнату, тихо сказала:
- Кладите ее, Малай Иваныч, на кроватку. Малайка положил Динку на кровать и на цыпочках вышел. Лина сняла с девочки нарядные белые башмачки и, наклонившись, перекрестила ее широким крестом. Частые слезы ее закапали на грудь Динки.
- Господи, не помощник ты людям в великой скорби душевной, - тихо простонала Лина.
Динка неспокойно шевельнулась во сне и, словно почувствовав ее слезы, тоненько, по-ребячьи всхлипнула.
Через час Лина уехала. Олег, Костя и Малайка несли ее вещи. Марина и Катя стояли у калитки. Алина, по настоянию Кости, простилась раньше.
Лина шла, не оглядываясь назад, но сердце ее знало, что дом, который она оставила, осиротел.
Глава сорок пятая
ОПУСТЕВШИЙ ДОМ И СООБЩЕНИЕ КОСТИ
Динка проснулась рано и, услышав звон посуды, в одной рубашонке выскочила на террасу.
- Я думала, Лина... - сказала она, встретив вопросительный взгляд Кати.
- Лина приедет в воскресенье. Она часто будет приезжать, - мягко ответила Катя, убирая со стола грязные тарелки.
На террасе был страшный беспорядок: на полу валялись бумажки от конфет, скорлупа от орехов; вчерашние блюда, пироги и закуски были наспех прикрыты газетами. Видно, Лина очень торопилась и не успела прибрать, а может, Катя и Марина не позволили ей прибирать в свадебном наряде, Динка побежала в комнату, накинула платье, надела свой фартучек с белкой и скромно вышли на террасу:
- Я помогу тебе, Kатя, ладно? Катя ласково кивнула головой.
- Ну, возьми веничек и подмети терраску, - сказала она.
- Я раньше отнесу грязные тарелки, ладно? - дотрагиваясь до тарелок, сказала Динка. Ей почему-то хотелось пробежаться в кухню.
- Ну, отнеси, только не все сразу, - согласилась Катя.
Динка взяла горку тарелок и, прижимая их к себе обеими руками, пошла к кухне... Она еще никак не могла себе представить, что Лины там нет. Но дверь кухни была заперта, окно плотно прикрыто. Динка поставила на дорожку тарелки и, помедлив на пороге, открыла дверь. В кухне было чисто и пусто. Под окном стояла аккуратно застеленная кровать, на плите блестели начищенные кастрюли, где-то тихо жужжала муха...
Динка присела на краешек Лининой постели и обвела глазами стены, ища знакомые фотографии. Вон там, на маленьком гвоздике, висела карточка мамы; она была под стеклом в лазоревой рамке, а рядом с ней стоял во весь рост солдат Силантий, Линин брат. А на другой фотографии была снята Лина с маленькой Динкой на руках, и над кроватью висела карточка Лины с детьми, а над самым изголовьем - карточка одной Динки.
Теперь фотографий не было, вместо них на белой стене торчали голые шляпки гвоздиков. И только из угла строго и задумчиво смотрел на девочку Чернышевский.
Динка глубоко вздохнула. Приоткрыв дверь, она внесла тарелки, осторожно, стараясь не стучать, поставила их на стол и вышла. Молча и задумчиво подметала она террасу, молча съела сладкий пирог, который дала ей Катя, положила в карман конфетку...
