Ананий смотрел на Фому так странно, как будто видел за ним еще кого-то, кому больно и страшно было слышать его слова и чей страх, чья боль радовали его...
- И все вы, теперешние, погибнете от свободы... Дьявол поймал вас... он отнял у вас труд, подсунув вам свои машины и депеши... Ну-ка, скажи, отчего дети хуже отцов? От свободы, да! Оттого и пьют и развратничают с бабами...
- Ну, -тихо сказал Фома,- развратничали и пьянствовали и прежде не меньше... - Молчал бы! -крикнул Ананий, сурово сверкая глазами. -Тогда силы у человека больше было... по силе и грехи! Тогда люди- как дубы были... И суд им -от господа будет по силам их... Тела их будут взвешены, и измерят ангелы кровь их... и увидят ангелы божий, что не превысит грех тяжестью своей веса крови и тела... понимаешь? Волка не осудит господь, если волк овцу пожрет... но если крыса мерзкая повинна в овце- крысу осудит он!
- Откуда людям знать, как бог осудит человека? -задумчиво спросил Фома.--Видимый суд нужен...
- Пошто -видимый?
- Чтобы понимать людям...
- А кто, кроме бога, судья мне?
Фома взглянул на старика и замолчал, опустив голову. Ему вспомнился беглый каторжник, убитый и сожженный Щуровым, он снова верил, что это так и было. И женщин-жен и любовниц -этот старик, наверное, вогнал в гроб тяжелыми ласками своими, раздавил их своей костистой грудью, выпил сок жизни из них этими толстыми губами, и теперь еще красными, точно на них не обсохла кровь женщин, умиравших в объятиях его длинных, жилистых рук. И вот теперь он, ожидая смерти, которая уже близко от него, считает грехи свои, судит людей и говорит: "Кто, кроме бога, судья мне?"
"Боится он или нет?" -спросил себя Фома и задумался, исподлобья рассматривая старика.
- Да, парень! Думай...-покачивая головой, говорил Щуров. -Думай, как жить тебе... 0-о-хо-хо! как я давно живу! Деревья выросли и срублены, и дома уже построили из них... обветшали даже дома... а я всё это видел и -всё живу! Как вспомню порой жизнь свою, то подумаю: "Неужто один человек столько сделать мог? Неужто я всё это изжил?.." -Старик сурово взглянул на Фому, покачал головой и умолк...
Стало тихо. За окном на крыше дома что-то негромко трещало; шум колес и глухой говор людей несся снизу, с улицы. Самовар на столе пел унылую песню. Щуров пристально смотрел в стакан с чаем, поглаживал бороду, и слышно было, что в груди у него хрипит...
- Трудно тебе жить без отца-то? - раздался его голос.
- Привыкаю...-ответил Фома.
- Богат ты... Яков умрет - еще богаче будешь, всё тебе откажет. Одна дочь у него... и дочь тебе же надо взять. Что она тебе крестовая и молочная -не беда! Женился бы... а то что так жить? Чай, таскаешься по девкам?
- Нет...
- Говори! Э -эхе- хе!.. Помирает купец... Сказывал мне один лесничий, врет ли, нет ли, - что-де раньше все собаки волками были и выродились в собак... Так вот и наше звание -тоже скоро все собаками будем...