Максим Горький. Фома Гордеев. Страница 122
А природа внушала свое, и девушка при виде молодых матерей с детьми на руках чувствовала тоскливое и обидное томление. Порою, останавливаясь перед зеркалом, она с грустью рассматривала полное, свежее лицо с темными кругами около глаз, и ей становилось жаль себя: жизнь обходит, забывает ее в стороне где-то. Теперь, слушая речь отца, она представляла себе - каким может быть этот Смолин? Она встречала его еще гимназистом, он тогда был весь в веснушках, курносый, чистенький, степенный и скучный. Танцевал он тяжело и неуклюже, говорил неинтересно... С той поры прошло много времени: он был за границей, учился там чему-то, - каков он теперь? От Смолина мысль ее перескочила к брату, и она с замиранием сердца подумала: что-то он ответит ей на письмо? Каков он? Образ брата, каким она представляла его себе, заслонил пред ней и отца и Смолина, и она уже говорила себе, что до встречи с Тарасом ни за что не согласится выйти замуж, как вдруг отец крикнул ей:
- Эй, Любавка! Что задумалась? Над чем больше?
- Так, - быстро всё идет...- улыбнувшись, ответила Люба.
- Что - быстро?
- Да все... неделю тому назад говорить с вами о Тарасе нельзя было, а теперь вот...
- Нужда, девка! Нужда - сила, стальной прут в пружину гнет, а сталь -упориста! Тарас? Поглядим! Человек ценен по сопротивлению своему силе жизни, - ежели не она. его, а он ее на свой лад крутит, - мое ему почтение! Э -ах, стар я! А жизнь-то теперь куда как бойка стала! Интересу в ней-с каждым годом всё прибавляется, - всё больше смаку в ней! Так бы и жил всё, так бы всё и действовал!..
Старик вкусно почмокивал губами, потирал руки, и глазки его жадно поблескивали.
- А вы вот - жидкой крови людишки! Еще не выросли, а уж себя переросли и дряблые живете, как старая редька... И то, что жизнь все краше становится, недоступно вам .. Я шестьдесят семь лет на сей земле живу и уже вот у гроба своего стою, но вижу в старину, когда я молод был, и цветов на земле меньше было и не столь красивые цветы были... Всё украшается! Здания какие пошли! Орудие разное, торговое... Пароходищи! Ума во все бездна вложено! Смотришь-думаешь:
"Ай да люди, молодцы!" Всё хорошо, всё приятно, - только вы, наследники наши, -всякого живого чувства лишены! Какой-нибудь шарлатанишка из мещан и то бойчее вас... Вон этот.. Ежов-то - что он такое? А изображает собою судью даже надо всей жизнью - одарен смелостью! А вы -тьфу! Нищими живете... Содрать бы с вас шкуры да посыпать по живому мясу солью- запрыгали бы!
Яков Тарасович, маленький, сморщенный и костлявый, с черными обломками зубов во рту, лысый и темный, как будто опаленный жаром жизни, прокоптевший в нем, весь трепетал в пылком возбуждении, осыпая дребезжащими, презрительными словами свою дочь - молодую, рослую и полную. Она смотрела на него виноватыми глазами, смущенно улыбалась, и в сердце ее росло уважение к живому и стойкому в своих желаниях старику...
- Эй, Любавка! Что задумалась? Над чем больше?
- Так, - быстро всё идет...- улыбнувшись, ответила Люба.
- Что - быстро?
- Да все... неделю тому назад говорить с вами о Тарасе нельзя было, а теперь вот...
- Нужда, девка! Нужда - сила, стальной прут в пружину гнет, а сталь -упориста! Тарас? Поглядим! Человек ценен по сопротивлению своему силе жизни, - ежели не она. его, а он ее на свой лад крутит, - мое ему почтение! Э -ах, стар я! А жизнь-то теперь куда как бойка стала! Интересу в ней-с каждым годом всё прибавляется, - всё больше смаку в ней! Так бы и жил всё, так бы всё и действовал!..
Старик вкусно почмокивал губами, потирал руки, и глазки его жадно поблескивали.
- А вы вот - жидкой крови людишки! Еще не выросли, а уж себя переросли и дряблые живете, как старая редька... И то, что жизнь все краше становится, недоступно вам .. Я шестьдесят семь лет на сей земле живу и уже вот у гроба своего стою, но вижу в старину, когда я молод был, и цветов на земле меньше было и не столь красивые цветы были... Всё украшается! Здания какие пошли! Орудие разное, торговое... Пароходищи! Ума во все бездна вложено! Смотришь-думаешь:
"Ай да люди, молодцы!" Всё хорошо, всё приятно, - только вы, наследники наши, -всякого живого чувства лишены! Какой-нибудь шарлатанишка из мещан и то бойчее вас... Вон этот.. Ежов-то - что он такое? А изображает собою судью даже надо всей жизнью - одарен смелостью! А вы -тьфу! Нищими живете... Содрать бы с вас шкуры да посыпать по живому мясу солью- запрыгали бы!
Яков Тарасович, маленький, сморщенный и костлявый, с черными обломками зубов во рту, лысый и темный, как будто опаленный жаром жизни, прокоптевший в нем, весь трепетал в пылком возбуждении, осыпая дребезжащими, презрительными словами свою дочь - молодую, рослую и полную. Она смотрела на него виноватыми глазами, смущенно улыбалась, и в сердце ее росло уважение к живому и стойкому в своих желаниях старику...