Максим Горький. Фома Гордеев. Страница 145
Из-за его плеча Фома видел бледное, испуганное и радостное лицо Любы -она смотрела на отца умоляюще, и казалось - сейчас она закричит. Несколько секунд все молчали, не двигаясь, подавленные тем, что ощущали. Молчание разрушил тихий, странно глухой голос Якова Маякина:
- Старенек ты, Тарас
Сын молча усмехнулся в лицо отцу и быстрым взглядом окинул его с головы до ног.
Отец, оторвав руки от косяков, шагнул навстречу сыну и -остановился, вдруг нахмурившись. Тогда Тарас Маякин одним большим шагом встал против отца и протянул ему руку.
- Ну...-поцелуемся!.. -тихо предложил отец. Они судорожно обвили друг друга руками, крепко поцеловались и отступили друг от друга. Морщины старшего вздрагивали, сухое лицо младшего было неподвижно, почти сурово. Любовь радостно всхлипнула. Фома неуклюже завозился на кресле, чувствуя, что у него спирает дыхание.
- Эх -дети! Язвы сердца, -а не радость его вы!.. -звенящим голосом пожаловался Яков Тарасович, и, должно быть, он много вложил в эти слова, потому что тотчас же после них просиял, приободрился и бойко заговорил, обращаясь к дочери:
- Ну ты, раскисла от сладости? Айда -ка собери нам чего-нибудь... Угостим, что ли, блудного сына! Ты, чай, старичишка, забыл, каков есть отец-то у тебя?
Тарас Маякин рассматривал родителя вдумчивым взглядом и улыбался, молчаливый, одетый в черное, отчего седые волосы на голове и в бороде его выступали резче...
- Ну, садись! Говори- как жил, что делал?.. Куда смотришь? Это-крестник мой, Игната Гордеева сын, Фома, - Игната помнишь?
- Я всё помню, - сказал Тарас.
- О? Это хорошо... коли не хвастаешь!.. Ну, - женат?
- Вдов...
- Дети есть?
- Померли... двое было...
- Жа -аль... Внуки у меня были бы...
- Я закурю? - спросил Тарас у отца.
- Вали!.. Ишь ты, -сигары куришь...
- А вы не любите их?
- Я? Всё равно мне... Я к тому, что барственно как-то, когда сигара... Я просто так сказал, -смешно мне... Этакий солидный старичина, борода по-иностранному, сигара в зубах... Кто такой? Мой сынишка- xe -xe -xe! Старик толкнул Тараса в плечо и отскочил от него, как бы испугавшись, - не рано ли он радуется, так ли, как надо, относится к этому полуседому человеку? И он пытливо и подозрительно заглянул в большие, окруженные желтоватыми припухлостями, глаза сына.
Тарас улыбнулся в лицо отца приветливой и теплой улыбкой и задумчиво сказал ему:
- Таким вот я и помню вас, веселым, живым... Как будто вы за эти годы ничуть не изменились!..
Старик гордо выпрямился и, ударив себя кулаком в грудь, сказал:
- Я -никогда не изменюсь!.. Потому -над человеком который себе цену знает, жизнь не властна!
- Ого! какой вы гордый...
- В сына пошел, должно быть! - с хитрой гримасой молвил старик. -У меня, брат, сын семнадцать лет молчал из гордости...
- Это потому, что отец не хотел его слушать...- напомнил Тарас.
- Старенек ты, Тарас
Сын молча усмехнулся в лицо отцу и быстрым взглядом окинул его с головы до ног.
Отец, оторвав руки от косяков, шагнул навстречу сыну и -остановился, вдруг нахмурившись. Тогда Тарас Маякин одним большим шагом встал против отца и протянул ему руку.
- Ну...-поцелуемся!.. -тихо предложил отец. Они судорожно обвили друг друга руками, крепко поцеловались и отступили друг от друга. Морщины старшего вздрагивали, сухое лицо младшего было неподвижно, почти сурово. Любовь радостно всхлипнула. Фома неуклюже завозился на кресле, чувствуя, что у него спирает дыхание.
- Эх -дети! Язвы сердца, -а не радость его вы!.. -звенящим голосом пожаловался Яков Тарасович, и, должно быть, он много вложил в эти слова, потому что тотчас же после них просиял, приободрился и бойко заговорил, обращаясь к дочери:
- Ну ты, раскисла от сладости? Айда -ка собери нам чего-нибудь... Угостим, что ли, блудного сына! Ты, чай, старичишка, забыл, каков есть отец-то у тебя?
Тарас Маякин рассматривал родителя вдумчивым взглядом и улыбался, молчаливый, одетый в черное, отчего седые волосы на голове и в бороде его выступали резче...
- Ну, садись! Говори- как жил, что делал?.. Куда смотришь? Это-крестник мой, Игната Гордеева сын, Фома, - Игната помнишь?
- Я всё помню, - сказал Тарас.
- О? Это хорошо... коли не хвастаешь!.. Ну, - женат?
- Вдов...
- Дети есть?
- Померли... двое было...
- Жа -аль... Внуки у меня были бы...
- Я закурю? - спросил Тарас у отца.
- Вали!.. Ишь ты, -сигары куришь...
- А вы не любите их?
- Я? Всё равно мне... Я к тому, что барственно как-то, когда сигара... Я просто так сказал, -смешно мне... Этакий солидный старичина, борода по-иностранному, сигара в зубах... Кто такой? Мой сынишка- xe -xe -xe! Старик толкнул Тараса в плечо и отскочил от него, как бы испугавшись, - не рано ли он радуется, так ли, как надо, относится к этому полуседому человеку? И он пытливо и подозрительно заглянул в большие, окруженные желтоватыми припухлостями, глаза сына.
Тарас улыбнулся в лицо отца приветливой и теплой улыбкой и задумчиво сказал ему:
- Таким вот я и помню вас, веселым, живым... Как будто вы за эти годы ничуть не изменились!..
Старик гордо выпрямился и, ударив себя кулаком в грудь, сказал:
- Я -никогда не изменюсь!.. Потому -над человеком который себе цену знает, жизнь не властна!
- Ого! какой вы гордый...
- В сына пошел, должно быть! - с хитрой гримасой молвил старик. -У меня, брат, сын семнадцать лет молчал из гордости...
- Это потому, что отец не хотел его слушать...- напомнил Тарас.