Это вы видите, чего и нет. А мы с ним вот (это, значит, со мной) люди простые. Враги так враги, и нечего тут антимонии разводить. Ихнее дело - смотри, наше дело - не зевай. Он, вот видите: стоит, слушает. Жалко, не понимает, а то бы в донесении все написал...
Повернулся он в мою сторону, смотрит прямо на меня, в очки. Глаза у него вострые, а добрые: "Слышите? - мне говорит. - Что же вы скажете?.. Впрочем, не объясняйте ничего: я так считаю, что вам это обидно".
Оно, скажем, конечно... по инструкции так полагается, что ежели что супротив интересу, то обязан я, по присяжной должности, на отца родного донести... Ну, только как я но затем, значит, пришел, то верно, что обидно мне показалось, просто за сердце взяло. Повернулся к дверям, да Рязанцев удержал.
- Погоди, говорит, Степан Петрович, - не уходи еще. - А ей говорит: "Нехорошо это... Ну, не прощайте и не миритесь. Об этом что говорить. Он и сам, может, не простил бы, ежели бы как следует все понял... Да ведь и враг тоже человек бывает... А вы этого-то вот и не признаете. Сек-тан-тка вы, говорит, вот что!"
- Пусть, - она ему, - а вы равнодушный человек... Вам бы, говорит, только книжки читать...
Как она ему это слово сказала, - он, чудное дело, даже на ноги вскочил. Точно ударила его. Она, вижу, испугалась даже.
- Равнодушный? - он говорит. - Ну, вы сами знаете, что неправду сказали.
- Пожалуй, - она ему отвечает. - А вы мне - правду?..
- А я, - говорит, - правду: настоящая вы боярыня Морозова.
Задумалась она, руку ему протянула; он руку-то взял, а она в лицо ему посмотрела-посмотрела, да и говорит: "Да, вы, пожалуй, и правы!" А я стою, как дурак, смотрю, а у самого так и сосет что-то у сердца, так и подступает. Потом обернулась ко мне, посмотрела и на меня без гнева и руку подала. "Вот, говорит, что я вам скажу: враги мы до смерти... Ну, да бог с вами, руку вам подаю, - желаю вам когда-нибудь человеком стать - вполне, не по инструкции... Устала я", - говорит ему.
Я и вышел. Рязанцев тоже за мной вышел. Стали мы во дворе, и вижу я: на глазах у него будто слеза поблескивает.
- Вот что, говорит, Степан Петрович. Долго вы еще тут пробудете?
- Не знаю, говорю, может, и еще дня три, до почты.
- Ежели, говорит, еще зайти захотите, так ничего, зайдите. Вы, кажется, говорит, человек, по своему делу, ничего...
- Извините, говорю, напугал...
- То-то, говорит, уж вы лучше хозяйке сначала скажите.
- А что я хочу спросить, говорю: вы вот про боярыню говорили, про Морозову. Они, значит, боярского роду?
- Боярского, говорит, или не боярского, а уж порода такая: сломать ее, говорит, можно... Вы и то уж сломали... Ну, а согнуть, - сам, чай, видел: не гнутся этакие.
На том и попрощались.
V
...Померла она скоро. Как хоронили ее, я и не видал - у исправника был. Только на другой день ссыльного этого встретил; подошел к нему - гляжу: на нем лица нет...
