Потрудитесь прочитать вслух ваш ультиматум. После будем обсуждать. — Читай, — приказал Подтелков. Держался он с достоинством, но, видимо, как и все члены делегации, чувствовал себя не совсем уверенно. Кривошлыков встал. Девичье-звонкий и в то же время неяркий голос его поплыл над забитым людьми залом: — «Вся власть в Области Войска Донского над войсковыми частями в ведении военных операций от сего 10 января 1918 года переходит от войскового атамана к Донскому казачьему военно-революционному комитету. Все отряды, которые действуют против революционных войск, отзываются 15 января сего года и разоружаются, равно как и добровольческие дружины, юнкерские училища и школы прапорщиков. Все участники этих организаций, не жившие на Дону, высылаются из предела Донской области в места их жительства. Примечание. Оружие, снаряжение и обмундирование должно быть сдано комиссару Военно-революционного комитета. Пропуск на выезд из Новочеркасска выдается комиссаром Военно-революционного комитета. Город Новочеркасск должны занять казачьи полки по назначению Военно-революционного комитета. Члены Войскового круга объявляются неправомочными с 15 сего января. Вся полиция, поставленная войсковым правительством, из рудников и заводов Донской области отзывается. Объявляется по всей Донской области, станицам и хуторам о добровольном сложении войсковым правительством своих полномочий, во избежание кровопролития, и о немедленной передаче власти Областному казачьему Военно-революционному комитету, впредь до образования в области постоянной трудовой власти всего населения». Едва умолк голос Кривошлыкова, Каледин громко спросил: — Какие части вас уполномочили? Подтелков переглянулся с Кривошлыковым, начал словно про себя считать: — Лейб-гвардии Атаманский полк, Лейб-гвардии Казачий, шестая батарея, Сорок четвертый полк, тридцать вторая батарея, четырнадцатая отдельная сотня… — перечисляя, он придавливал пальцы на левой руке; в зале зашушукались, пополз ехидный смешок, и Подтелков, нахмурясь, положил на стол рыжеволосые руки, повысил голос: — Двадцать восьмой полк, двадцать восьмая батарея, двенадцатая батарея, Двенадцатый полк… — Двадцать девятый полк, — тихо подсказал Лагутин. — …Двадцать девятый полк, — продолжал Подтелков уже уверенней и громче, — тринадцатая батарея, каменская местная команда, Десятый полк, Двадцать седьмой полк, второй пеший батальон, Второй запасный полк, Восьмой полк, Четырнадцатый полк. После малозначащих вопросов и краткого обмена мнениями Каледин спросил, грудью наваливаясь на край стола, упирая взгляд в Подтелкова: — Признаете ли вы власть Совета Народных Комиссаров? Допив стакан воды, Подтелков поставил на тарелку графин, вытер рукавом усы, ответил уклончиво: — Это может сказать лишь весь народ. Вступился Кривошлыков, опасаясь, как бы простоватый Подтелков не сболтнул лишнего: — Казаки не терпят такого органа, в который входят представители «Партии народной свободы».[22] Мы — казаки, и управление у нас должно быть наше, казачье. — Как понимать вас, когда во главе Совета стоят Нахамкесы и им подобные? — Им доверила Россия, — доверяем и мы! — Будете ли иметь с ними сношения? — Да! Подтелков одобрительно хмыкнул, поддержал: — Мы не считаемся с лицами, — считаемся с идеей. Один из членов войскового правительства простодушно спросил: «На пользу ли народа работает Совет Народных Комиссаров?» В его сторону пополз щупающий взгляд Подтелкова. Улыбнувшись, Подтелков потянулся к графину, налил и жадно выпил. Одолевала его жажда, — будто большой огонь внутри заливал он прозрачной водой. Каледин мелко барабанил пальцами, пытливо расспрашивал: — Что общего у вас с большевиками? — Мы хотим ввести у себя в Донской области казачье самоуправление. — Да, но вам, вероятно, известно, что на четвертое февраля созывается Войсковой круг.
