За дыбой из-за свода вышел длинный, узкоплечий человек в красной рубахе до колен. Шакловитый, должно быть, не ждал его так скоро, - сел на пятки, - голова ушла в плечи, глядел на равнодушное лошадиное лицо Емельяна Свежева, - лба почти что и нет, одни надбровья, большая челюсть. Подошел, как ребенка, поднял Федьку, тряхнув - поставил на ноги. Бережливо и ловко, потянув за рукава, сдернул кафтан, отстегнул жемчугом вышитый ворот; белую шелковую рубаху разорвал пальцем до пупа, сдернул, оголил его до пояса... Федька хотел было честно крикнуть, - вышло хрипло, невнятно:
- Господи, все скажу...
Бояре на скамье враз замотали головами, бородами, щеками. Емельян завел назад Федькины руки, связал в запястьях, накинул ременную петлю и потянул за другой конец веревки. Изумленно стоял Шакловитый. Блок заскрипел, и руки его стали подниматься за спиной. Мускулы напряглись, плечи вздувались, он нагибался.
Тогда Емельян сильно толкнул его в поясницу, присев, поддернул. Руки вывернулись из плеч, вознеслись над головой, - Федька сдавленно ахнул, и тело его с раскрытым ртом, расширенными глазами, с ввалившимся животом повисло носками внутрь на аршин над землей. Емельян укрепил веревку и снял с гвоздя кнут с короткой рукояткой...
По знаку Бориса Алексеевича дьяк, воздев железные очки и приблизив сухой нос к свече, начал читать:
- "И далее на расспросе тот же капитан Филипп Сапогов сказал: В "прошлом-де году, в июле, а в котором числе - того не упомнит, приходила великая государыня Софья Алексеевна в село Преображенское, а в то время великого государя Петра Алексеевича в Преображенском не было, и царевна оставалась только до полудня. И с нею был Федор Шакловитый и многие разных полков люди, и Федор взял их затем, чтобы побить Льва Кирилловича и великую государыню Наталью Кирилловну убить же... В то время он, Федор, вышел из дворца в сени и говорил ему, Филиппу Сапогову: "Слушайте, как учинится в хоромах крик..." А того часу царица загоняла словами царевну, крик в хоромах был великий... "Учинится-де крик, будьте готовы все: которых вам из хором станем давать, вы их бейте до смерти..."
- Таких слов не говаривал, Филипп напрасно врет, - выдавил из горла Шакловитый...
По знаку Бориса Алексеевича Емельян отступил, поглядел, - удобно ли? - закинулся, размахнулся кнутом и, падая наперед, ударил со свистом. Судорога прошла по желто-нежному телу Федьки. Вскрикнул. Емельян ударил во второй раз. (Борис Алексеевич быстро сказал: "Три".) Ударил в третий. Шакловитый вопленно закричал, брызгая слюной:
- Пьяный был, говорил спьяну, без памяти...
- "И далее, - когда замолк крик, продолжал дьяк читать, - говорил он Филиппу же про государя Петра Алексеевича неистовые слова: "Пьет-де и на Кукуй ездит, и никакими-де мерами в мир привести его нельзя, потому что пьет допьяна... И хорошо б ручные гранаты украдкой в сени его государевы положить, чтоб из тех гранат убить его, государя..."
Шакловитый молчал. "Пять!" - жестко приказал Борис Алексеевич.
Емельян размахнулся и со страхом опустил трехаршинный кнут. Петр подскочил к Шакловитому, глазами вровень, - так был высок, - глядел в обезумевшие Федькины глаза... Спина, руки, затылок ходуном ходили у него...
- Правду говори, пес, пес... (ухватил его за ребра). Жалеете - маленького меня не зарезали? Так, Федька, так?.. Кто хотел резать? Ты? Нет? Кто?.. С гранатами посылали? Кого? Назови... Почему ж не убили, не зарезали?..
В круглое пятнисто-красное лицо царя, в маленький перекошенный рот Федька забормотал оправдания, - жилы надулись у него от натуги...
- ...одни слова истинно помню: "Для чего, мол, царицу с братьями раньше не уходили?.." А того, чтоб ножом, гранатами, - не было, не помню... А про царицу говорил воровски Василий...
Едва он помянул про Василия Васильевича, со скамьи сорвался Борис Алексеевич, бешено закричал палачу:
- Бей!
