Петр Первый. Книга 1. Страница 128
Волков рванулся было из-за стола. Меньшиков силой удержал. Никто не смеялся, - только у Петра дрожал подбородок.
- Спасибо, дорогие сватушки, - говорил Бровкин, - жених нам очень пондравился. Будем ему отцом родным: по добру миловать, за вину учить. Кнутовищем вытяну али за волосы ухвачу, - уж не прогневайся, зятек, - в мужицкую семью берем...
Все за столом грохнули, хватались за бока от смеха. Волков стиснул зубы, стыд зажег ему щеки, - налились слезы. Алеша втащил из сеней упирающуюся Саньку. Она закрывалась рукавом. Петр, вскочив, отвел ей руки. И смех затих, - до того Санька показалась красивой: брови стрелами, глаза темные, ресницы мохнатые, носик приподнятый, ребячьи губы тряслись, ровные зубы постукивали, румянец - как на яблоке... Петр поцеловал ее в губы, в горячие щеки. Бровкин прикрикнул:
- Санька, сам царь, терпи...
Она закинула голову, глядя Петру в лицо. Было слышно, как у нее стукало сердце. Петр обнял ее за плечи, подвел к столу и - пальцем на Василия Волкова.
- А что, - худого тебе жениха привезли?
Санька одурела: надо было стыдиться, она же, как безумная, уставила дышащие зрачки на жениха. Вдруг вздохнула и - шепотом: "Ой, мама родная..." Петр опять схватил ее - целовать...
- Эй, сват, не годится, - сказал князь-папа. - Отпусти девку...
Санька уткнулась в подол. Алеша, смеясь, увел ее, Волков щипал усы, - видимо, на сердце отлегло. Князь-папа гнусил:
- Сущие в отце нашем Бахусе возлюбим друг друга, братие... Вина, закуски просим...
Иван Артемич спохватился, захлопотал. На дворе работники ловили кур. Алеша, виновато улыбаясь, накрывал на стол. Донесся Санькин надломанный голос: "Матрена, ключи возьми, - в горнице под сорока мучениками..." Петр крикнул Волкову: "За девку благодари, Васька". И Волков, поклонясь, поцеловал ему руку... Иван Артемич сам внес сковороду с яичницей. Петр сказал ему без смеха:
- За веселье спасибо, - потешил... Но, Ванька, знай место, не зарывайся...
- Батюшка, да разве бы я осмелел - не твоя бы воля... А так-то у меня давно и души нет со страху...
- Ну, ну, знаем вас, дьяволов... А со свадьбой поторопись, - жениху скоро на войну идти. К дочери найми девку из слободы - учить политесу и танцам... Вернемся из похода - Саньку возьму ко двору...
Глава шестая
В феврале 1695 года в Кремле с постельного крыльца думным дьяком Виниусом объявлено было всем стольникам, жильцам, стряпчим, дворянам московским и дворянам городовым, чтоб они со своими ратниками и дружинами собирались в Белгороде и Севске к боярину Борису Петровичу Шереметьеву для промысла над Крымом.
Шереметьев был опытный и осторожный воевода. К апрелю месяцу, собрав сто двадцать тысяч служилого войска и соединившись с малороссийскими казаками, он медленно пошел к низовьям Днепра. Там стояли древняя крепость Очаков и укрепленные турецкие городки: Кизикерман, Арслан-Ордек, Шахкерман и в устье Днепра на острову - Соколиный замок, от него на берега протянуты были железные цепи, чтобы заграждать путь в море.
Огромное московское войско, подойдя к городкам, промышляло над ними все лето. Мало было денег, мало оружия, не хватало пушек, длительна переписка с Москвой из-за всякой мелочи. Но все же в августе удалось взять приступом Кизикерман и два другие городка. По сему случаю в стане Шереметьева был великий пир. С каждой заздравной чашей стреляли пушки в траншеях, наводя страх на турок и татар. Когда о победе написали в Москву, там с облегчением заговорили: "Наконец-то - хоть кус отхватили у Крыма, и то - честь!.."
...............................................................
Тою же весной, тайно, без объявления, двадцать тысяч лучшего войска - полки Преображенский, Семеновский и Лефортов, стрельцы, городовые солдаты и роты из дьяков - были посажены у Всехсвятского моста на Москве-реке на струги, каторги и лодки, и караван, растянувшись на много верст, под музыку и пушечную пальбу поплыл в Оку и оттуда Волгой до Царицына.
- Спасибо, дорогие сватушки, - говорил Бровкин, - жених нам очень пондравился. Будем ему отцом родным: по добру миловать, за вину учить. Кнутовищем вытяну али за волосы ухвачу, - уж не прогневайся, зятек, - в мужицкую семью берем...
Все за столом грохнули, хватались за бока от смеха. Волков стиснул зубы, стыд зажег ему щеки, - налились слезы. Алеша втащил из сеней упирающуюся Саньку. Она закрывалась рукавом. Петр, вскочив, отвел ей руки. И смех затих, - до того Санька показалась красивой: брови стрелами, глаза темные, ресницы мохнатые, носик приподнятый, ребячьи губы тряслись, ровные зубы постукивали, румянец - как на яблоке... Петр поцеловал ее в губы, в горячие щеки. Бровкин прикрикнул:
- Санька, сам царь, терпи...
Она закинула голову, глядя Петру в лицо. Было слышно, как у нее стукало сердце. Петр обнял ее за плечи, подвел к столу и - пальцем на Василия Волкова.
- А что, - худого тебе жениха привезли?
Санька одурела: надо было стыдиться, она же, как безумная, уставила дышащие зрачки на жениха. Вдруг вздохнула и - шепотом: "Ой, мама родная..." Петр опять схватил ее - целовать...
- Эй, сват, не годится, - сказал князь-папа. - Отпусти девку...
Санька уткнулась в подол. Алеша, смеясь, увел ее, Волков щипал усы, - видимо, на сердце отлегло. Князь-папа гнусил:
- Сущие в отце нашем Бахусе возлюбим друг друга, братие... Вина, закуски просим...
Иван Артемич спохватился, захлопотал. На дворе работники ловили кур. Алеша, виновато улыбаясь, накрывал на стол. Донесся Санькин надломанный голос: "Матрена, ключи возьми, - в горнице под сорока мучениками..." Петр крикнул Волкову: "За девку благодари, Васька". И Волков, поклонясь, поцеловал ему руку... Иван Артемич сам внес сковороду с яичницей. Петр сказал ему без смеха:
- За веселье спасибо, - потешил... Но, Ванька, знай место, не зарывайся...
- Батюшка, да разве бы я осмелел - не твоя бы воля... А так-то у меня давно и души нет со страху...
- Ну, ну, знаем вас, дьяволов... А со свадьбой поторопись, - жениху скоро на войну идти. К дочери найми девку из слободы - учить политесу и танцам... Вернемся из похода - Саньку возьму ко двору...
Глава шестая
В феврале 1695 года в Кремле с постельного крыльца думным дьяком Виниусом объявлено было всем стольникам, жильцам, стряпчим, дворянам московским и дворянам городовым, чтоб они со своими ратниками и дружинами собирались в Белгороде и Севске к боярину Борису Петровичу Шереметьеву для промысла над Крымом.
Шереметьев был опытный и осторожный воевода. К апрелю месяцу, собрав сто двадцать тысяч служилого войска и соединившись с малороссийскими казаками, он медленно пошел к низовьям Днепра. Там стояли древняя крепость Очаков и укрепленные турецкие городки: Кизикерман, Арслан-Ордек, Шахкерман и в устье Днепра на острову - Соколиный замок, от него на берега протянуты были железные цепи, чтобы заграждать путь в море.
Огромное московское войско, подойдя к городкам, промышляло над ними все лето. Мало было денег, мало оружия, не хватало пушек, длительна переписка с Москвой из-за всякой мелочи. Но все же в августе удалось взять приступом Кизикерман и два другие городка. По сему случаю в стане Шереметьева был великий пир. С каждой заздравной чашей стреляли пушки в траншеях, наводя страх на турок и татар. Когда о победе написали в Москву, там с облегчением заговорили: "Наконец-то - хоть кус отхватили у Крыма, и то - честь!.."
...............................................................
Тою же весной, тайно, без объявления, двадцать тысяч лучшего войска - полки Преображенский, Семеновский и Лефортов, стрельцы, городовые солдаты и роты из дьяков - были посажены у Всехсвятского моста на Москве-реке на струги, каторги и лодки, и караван, растянувшись на много верст, под музыку и пушечную пальбу поплыл в Оку и оттуда Волгой до Царицына.