Петр Первый. Книга 2. Странца 108
Как черепахи, ползли гаубицы на широких и низких колесах, короткие мортиры, бросающие трехпудовые бомбы. Все войска стояли под ружьем, все конные полки - о конь, с голыми шашками на случай вылазки шведов.
Двести человек, подхватив канатами, втащили "Льва" и "Медведя" на середний редут против южных бастионов крепости. На батареях всю ночь устанавливали гаубицы и мортиры. В крепости тоже не спали, готовились к штурму - по стенам ползали огоньки фонарей, перекликались часовые.
На рассвете пятого ноября Петр с герцогом и генералами выехал на холм Германсберг. Дул колючий ветер. Лагерь был еще покрыт сумраком, красный свет солнца лег на острые кровли города и зубцы башен. Внизу вспыхнули длинные огни, сотрясая равнину, ухнули, рявкнули пушки, - искряными дугами понеслись бомбы в город. Дымом затянуло и лагерь и стены. Петр опустил подзорную трубу и, раздув ноздри, кивнул Галларту. Тот подъехал, пощелкал языком:
- Плохо. Недолеты. Порох никуда не годится...
- Сделать что? Немедля...
- Прибавить заряд... Только бы выдержали орудия...
Петр спустился с холма, через подъемный мост и ворота из дубовых бревен проскакал за частокол и рогатки. На средней батарее пушкари обливали водою с уксусом длинные стволы "Льва" и "Медведя". Командир батареи, голландец Яков Винтершиверк, низенький старый моряк, с бородой из-под воротника, подойдя к Петру, сказал хладнокровно:
- Это никуда не годится... Этим порохом только стрелять по воробьям - один дым и одна копоть...
Петр сбросил плащ, кафтан, засучил рукава, взял банник у пушкаря, сильным движением прочистил закопченное дуло...
- Заряд.
Из погреба батареи пошли кидать - из рук в руки - пачки пороха в серой бумаге. Он надорвал одну пачку, высыпал порошинки на ладонь, только фыркнул, как кот, злобно. Вбил в дуло шесть пачек...
- Это будет опасно, - сказал Яков Винтершиверк.
- Молчи, молчи... Ядро...
Подкинул на руках пудовый круглый снаряд, вкатил в дуло, налегая на банник, плотно забил. Присел под прицелом, - вертел винт...
- Фитиль... Отойти всем от орудия.
Надрывая уши, "Медведь" изрыгнул огонь, тяжело дернулся назад чугунными колесами, зарылся хоботом. Ядро понеслось уменьшающимся мячиком, - на башне бастиона Глория брызнули камни, обвалился зубец...
- О, это не плохо, - сказал Яков Винтершиверк...
- Так стрелять...
Накинув кафтан, Петр поскакал на гаубичную батарею. Был дан приказ по всем батареям - увеличить заряд в полтора раза. Снова от грохота ста тридцати орудий задрожала земля. Страшное пламя вылетало из торчком стоящих мортир. Когда разнесло тучи дыма - увидели: в городе пылало два дома. Второй залп был удачен. Но скоро узнали: на западной батарее разорвало две гаубицы, отлитые недавно на тульском заводе Льва Кирилловича, у нескольких орудий треснули оси на лафетах. Петр сказал: "Потом разберем... Найдем виноватых... Так стрелять..."
Так началась бомбардировка Нарвы и длилась без перерыва до пятнадцатого ноября.
.. . . . . . . . . . . .
Царский повар Фельтен, бубня себе под нос, жарил на шестке на лучинках яичницу. С трудом достали десяток яиц, - кухонный мужик верхом прогнал чуть не до Ямбурга, - все оказались тухлые...
- Чего ты бормочешь, ты их перцем покрепче, Фельтен...
- Слышу, ваше величество... Перцем!
Петр сидел около горячей печки. Тут только и было тепло (в чулане за перегородкой, где они спали с Алексашкой, дуло сквозь стены). Сейчас, в полночь, было слышно - вой ветра да скрипели крылья ветряной мельницы рядом с домиком на острову. Хорошо потрескивали березовые лучинки. Коротенький, сердитый Фельтен разложил на шестке припасы и все нюхал, на мясистом носу его гневно пылали отсветы.
- А ну, как тебя шведы в плен возьмут, что тогда, Фельтен?..
- Я слушаю вас, ваше величество...
Двести человек, подхватив канатами, втащили "Льва" и "Медведя" на середний редут против южных бастионов крепости. На батареях всю ночь устанавливали гаубицы и мортиры. В крепости тоже не спали, готовились к штурму - по стенам ползали огоньки фонарей, перекликались часовые.
На рассвете пятого ноября Петр с герцогом и генералами выехал на холм Германсберг. Дул колючий ветер. Лагерь был еще покрыт сумраком, красный свет солнца лег на острые кровли города и зубцы башен. Внизу вспыхнули длинные огни, сотрясая равнину, ухнули, рявкнули пушки, - искряными дугами понеслись бомбы в город. Дымом затянуло и лагерь и стены. Петр опустил подзорную трубу и, раздув ноздри, кивнул Галларту. Тот подъехал, пощелкал языком:
- Плохо. Недолеты. Порох никуда не годится...
- Сделать что? Немедля...
- Прибавить заряд... Только бы выдержали орудия...
Петр спустился с холма, через подъемный мост и ворота из дубовых бревен проскакал за частокол и рогатки. На средней батарее пушкари обливали водою с уксусом длинные стволы "Льва" и "Медведя". Командир батареи, голландец Яков Винтершиверк, низенький старый моряк, с бородой из-под воротника, подойдя к Петру, сказал хладнокровно:
- Это никуда не годится... Этим порохом только стрелять по воробьям - один дым и одна копоть...
Петр сбросил плащ, кафтан, засучил рукава, взял банник у пушкаря, сильным движением прочистил закопченное дуло...
- Заряд.
Из погреба батареи пошли кидать - из рук в руки - пачки пороха в серой бумаге. Он надорвал одну пачку, высыпал порошинки на ладонь, только фыркнул, как кот, злобно. Вбил в дуло шесть пачек...
- Это будет опасно, - сказал Яков Винтершиверк.
- Молчи, молчи... Ядро...
Подкинул на руках пудовый круглый снаряд, вкатил в дуло, налегая на банник, плотно забил. Присел под прицелом, - вертел винт...
- Фитиль... Отойти всем от орудия.
Надрывая уши, "Медведь" изрыгнул огонь, тяжело дернулся назад чугунными колесами, зарылся хоботом. Ядро понеслось уменьшающимся мячиком, - на башне бастиона Глория брызнули камни, обвалился зубец...
- О, это не плохо, - сказал Яков Винтершиверк...
- Так стрелять...
Накинув кафтан, Петр поскакал на гаубичную батарею. Был дан приказ по всем батареям - увеличить заряд в полтора раза. Снова от грохота ста тридцати орудий задрожала земля. Страшное пламя вылетало из торчком стоящих мортир. Когда разнесло тучи дыма - увидели: в городе пылало два дома. Второй залп был удачен. Но скоро узнали: на западной батарее разорвало две гаубицы, отлитые недавно на тульском заводе Льва Кирилловича, у нескольких орудий треснули оси на лафетах. Петр сказал: "Потом разберем... Найдем виноватых... Так стрелять..."
Так началась бомбардировка Нарвы и длилась без перерыва до пятнадцатого ноября.
.. . . . . . . . . . . .
Царский повар Фельтен, бубня себе под нос, жарил на шестке на лучинках яичницу. С трудом достали десяток яиц, - кухонный мужик верхом прогнал чуть не до Ямбурга, - все оказались тухлые...
- Чего ты бормочешь, ты их перцем покрепче, Фельтен...
- Слышу, ваше величество... Перцем!
Петр сидел около горячей печки. Тут только и было тепло (в чулане за перегородкой, где они спали с Алексашкой, дуло сквозь стены). Сейчас, в полночь, было слышно - вой ветра да скрипели крылья ветряной мельницы рядом с домиком на острову. Хорошо потрескивали березовые лучинки. Коротенький, сердитый Фельтен разложил на шестке припасы и все нюхал, на мясистом носу его гневно пылали отсветы.
- А ну, как тебя шведы в плен возьмут, что тогда, Фельтен?..
- Я слушаю вас, ваше величество...