Подозвал молодого князя Ростовского:
- Возьми, батюшка, четыре сотни, скачи в лес, выбей-ка оттуда неприятеля... С богом...
Князь, окоченевший в кольчуге и железном колпаке, невнятно что-то ответил, съехал с холма... И из леса рявкнула пушка. Чей-то голос затянул смертную жалобу. И сразу - справа, слева, спереди - захлестали мушкетные выстрелы. Борис Петрович оглядывался, чтобы приказать: "Сабли вон, вперед с богом..." Но приказать было некому: на холм пятились конские зады... "Пропали, пропали, уходите через реку!" - закричали тысячи голосов. Борису Петровичу оставалось одно, - чтобы не смяли, самому повернуть коня: зажмурился, заплакал, рвя узду...
Рев, дикое гиканье... Колыхающаяся лава конских задранных голов, косматых грив, спин, осыпанных снегом, мчалась к реке. Берег был крут, лошади съезжали на задах, упирались, задние врезались в них вскачь, перескакивали через падающих... В желтой воде под пеленой метели закрутились конские морды, захлебывающиеся человеческие лица, из водоворотов показывались руки, судорожно цепляли воздух... Новые и новые сотни всадников бросались в Нарову, - плыли, бились на струях, тонули...
Добрый конь под Борисом Петровичем выбрался на островок посреди реки, постоял, поводя боками, осторожно опять вошел в воду, оскалясь, поплыл, вынес на тот берег...
.. . . . . . . . . . . .
Метель, застилавшая поле битвы, была для шведов, пожалуй, опаснее, чем для русских. Нарушилась связь между наступающими колоннами, - вестовые напрасно метались в снежных вихрях, разыскивая генералов и короля. Смелый план, - стремительными ударами опрокинуть фланги противника, окружить его и прижать к крепости под огонь бастионов, - план этот не удался: центр русских сразу был прорван - войска Артамона Головина беспорядочно отступили, пропали в пурге, но фланги оборонялись с неожиданным упорством, особенно правый, где находились лучшие полки - Семеновский и Преображенский.
Шел четвертый час, стрельба не затихала. Валил, крутился снег. До темноты необходимо было закончить бой победой, иначе четыре батальона шведов, проникшие в центре в лагерь, потрепанные и уставшие, могли быть в свою очередь окружены и уничтожены, если русские осмелятся наконец выйти из-за палисадов - на флангах у них по скромному расчету оставалось тысяч пятнадцать свежего войска.
В начале боя Карл с тремя экскадронами кирасир находился между колоннами Штенбока и Мейделя, чтобы видеть одновременно атаку центра и правого фланга. Здесь застала его метель. Наступающие колонны скрывались за пеленой снега, не стало видно даже вспышек орудий. Карл, подняв нос, сжав зубы, слушал упоительные звуки боя. Подскакавший адъютант генерала Рёншельда рапортовал, что гренадеры прорвали центр и гонят русских в глубь лагеря. Карл, схватив офицера за плечо, крикнул в ухо:
- Скажите генералу - король приказывает остановить преследование, занять центральный редут, приготовиться к обороне, ждать распоряжений...
Одного за другим он посылал вестовых на правый фланг к Шлиппенбаху, безуспешно штурмовавшему линию укрепления Вейде... "Передайте генералу - король удивлен". Он послал ему в подкрепление две роты из резерва, но их не нашли и не послали. Шведы бешено штурмовали полуразрушенный палисад, генерал Вейде был ранен осколком бомбы, русские продолжали отбиваться чем попало...
Опасность увеличивалась с каждой минутой. Вчера на военном совете все генералы высказались против безумной операции под Нарвой: с десятью тысячами голодных, измученных солдат, навьюченных мешками (обозы пришлось бросить в поспешном наступлении), броситься на пятидесятитысячную армию за сильными укреплениями... Это было бы неосторожно... Но Карл сказал: "Выигрывает наступающий, опасность увеличивает силы, завтра вы приведете ко мне в палатку царя Петра..." Он изложил генералам свою диспозицию, - в ней было предвидено и учтено все, кроме бурана...
