Иван Артемич находился сегодня в приятном расположении: семья в сборе, дела - лучше не надо, даже пожар не тронул дома Бровкиных. Не хватало только любимицы - Александры. Про нее-то и рассказывал Гаврила - степенный молодой человек, окончивший в Амстердаме навигационную школу.
Александра жила сейчас в Гааге (с посольством Андрея Ар-тамоновича Матвеева), но стояли они с мужем не на посольском подворье, а особо снимали дом. Держала кровных лошадей, кареты и даже яхту двухмачтовую... ("Ах, ах", - удивлялся Иван Артемич, хотя на лошадей и на яхту, тайно от Петра Алексеевича, посылал Саньке немалые деньги.) Волковы уехали из Варшавы уже более года, когда король Август бежал от шведов. Были в Берлине, но недолго, - Александре немецкий королевский двор не понравился: король скуп, немцы живут скучно, расчетливо, каждый кусок на счету...
- В Гааге у нее дом полон гостей, - рассказывал Гаврила, - знатных, конечно, мало, больше всякие необстоятельные люди: авантюристы, живописцы, музыканты, индейцы, умеющие отводить глаза... Она с ними катается на парусах по каналу, - сидит на палубе, на стульчике, играет на арфе...
- Научилась? - всплескивал ладонями Иван Артемич, оглядывал домашних...
- Выходит гулять на улицу - все ей кланяются, и она вот так только головой - в ответ... Василия не всегда выпускает к гостям, да он тому и рад, - стал совсем тихий, задумчивый, постоянно с книжкой, читает даже по-латыни, ездит на корабельные верфи, по кунсткамерам и на биржу - присматривается...
Перед самым отъездом Гаврилы Санька говорила, что и в Гааге ей все-таки надоело: у голландцев только разговоров - торговля да деньги, с женщинами настоящего рафине нет, в танцах наступают на ноги... Хочется ей в Париж...
- Непременно ей с французским королем минувет танцевать! Ах, девчонка! - ахал Иван Артемич, у самого глаза щурились от удовольствия. - А когда она домой-то собирается? Ты вот что скажи...
- Временами, - надоедят ей авантюристы, - говорит мне: "Гашка, знаешь - крыжовнику хочу нашего, с огорода... На качелях бы я покачалась в саду над Москвой-рекой..."
- Свое-то, значит, ничем не вытравишь...
Иван Артемич весь бы день готов был слушать рассказы про дочь Александру. В середине обеда приехали Петр и Меньшиков. (Петр часто теперь заворачивал сюда.) Кивнул домашним, сказал затрепетавшему Роману Борисовичу: "Сиди, - сегодня без службы". Остановился у окна и долго глядел на пожарище. На месте недавних бойких улиц торчали на пепелищах печные трубы да обгорелые церквенки без куполов. Ненастный ветер подхватывал тучи золы.
- Гиблое место, - сказал он внятно. - За границей города стоят по тысяче лет, а этот не помню - когда он и не горел... Москва!
Невеселый сел к столу, некоторое время молча много ел. Подозвал Гаврилу, начал строго расспрашивать - чему тот научился в Голландии, какие книги прочел? Велел принести бумагу, перо, - чертить корабельные части, паруса, планы морских фортеций. Один раз заспорил, но Гаврила твердо настоял на своем. Петр похлопал его по голове. "Отцовские деньги зря не проедал, вижу". (Иван Артемич при сем потянул носом счастливые слезы.) Закурив, Петр подошел к окошку.
- Артемич, - сказал, - надо новый город ставить...
- Поставят, Петр Алексеевич, - через год опять обрастут.
- Не здесь...
- А где, Петр Алексеевич? Здесь место насиженное, стародавнее, - Москва. (Задрав голову, - низенький, коротенький, - торопливо мигал.) Я уж, Петр Алексеевич, взялся за эти дела... Пять тысяч мужиков подговорено - валить лес... Избы мы по Шексне, по Шелони, на месте будем рубить, пригоним их на плотах, - бери ставь: рубликов по пяти изба с воротами и с калиточкой... Чего милее! Александр Данилыч идет ко мне интересаном...
- Не здесь, - повторил Петр, глядя в окошко. - На Ладоге надо ставить город, на Неве... Туда гони лесорубов...
Коротенькие руки Ивана Артемича так сами и просились - за спину - вертеть пальцами...
