– Я думаю, что шаман тоже прислушивается к «гласу народа», – заметил Ордин. – Это хитрый старик. Вспомните, когда он волхвовал в день нашего прихода, он заявил от имени духов, что бедствия, м о ж е т б ы т ь, не начнутся, пока белые люди остаются у онкилонов. Он оставил себе лазейку и оказался прав.
Вошел Горохов и сказал:
– Я их немного успокоил, а сначала они очень сердились, а хуже всего бабы: «Гоните их, нас то есть, в шею! – кричат. – Мы им и жилище, и пищу, и посуду всякую дали, и лучших девушек своих не пожалели, а они вот что нам делают!». И голосят и голосят!.. Насилу их Амнундак шаманом успокоил: придет, мол, и рассудит, как быть с ними. Сейчас пришел шаман, и мне велели уйти.
– А мы надеялись, что будем присутствовать при молении, – сказал Горюнов.
– Никак нельзя, – ответил Горохов. – Шаман, как подошел, увидел меня и сказал Амнундаку, чтобы белых людей на молении не было.
– Значит, будет суд в отсутствие подсудимых! – усмехнулся Костяков. – А женщины могут пойти?
– Они уже все там. От них и узнаем прежде всего, что скажет шаман.
Горохов, очевидно, не заметил Аннуир, когда вошел в землянку, а она за его спиной тихонько шмыгнула за дверь, как только услышала, что пришел шаман, а ему велели уйти.
– А знаете ли, какой холод на дворе? – прибавил Горохов, присаживаясь к огню и протягивая к нему руки. – Я совсем околел, пока там разговаривал. Густой туман, и холодный, словно у нас в Казачьем. Ордин многозначительно переглянулся с Горюновым, и оба вышли на воздух.
Их охватил такой холод, какого они давно не испытывали, – температура, наверное, была едва выше нуля. И тьма была такая, что в двух шагах нельзя было различить друг друга. Свет от костра, выходивший из дымового отверстия землянки, едва освещал висевший в воздухе густой туман.
Из жилища вождя уже доносился грохот бубна и глухой голос шамана.
Собаки, почуяв хозяев, подбежали и стали визжать и проситься в землянку.
– Эге, и они отвыкли от холода! – сказал Ордин. – Ничего, привыкайте, скоро вернетесь на холодную родину.
– Но завтра мы идем на север? – спросил Горюнов.
– Вот узнаем, что вымолит шаман у богов. Может быть, придется в эту же ночь, пользуясь туманом, бежать отсюда.
– Едва ли мы найдем дорогу ночью!
– А эти твари на что? Они поведут нас, – ответил Ордин, лаская Крота, вертевшегося у его ног.
Когда они вернулись в землянку, Горохов укладывался спать от нечего делать. Выждав, пока он захрапел, путешественники переговорили с Костяковым относительно возможного бегства ночью и отобрали пожитки, которые нужно было взять с собой. Затем уселись к огню в тягостном ожидании возвращения женщин с моления.
Наконец явилась Аннуир, присела к огню и, пристально глядя в него, сказала со слезами на глазах:
– Худо будет онкилонам, шаман говорит. Холод, вода, огонь. Сбывается предсказание предков. Белые люди пришли – бедствия начались.
