«Вот на что еще идут деньги!» Им овладели злобные мысли.
Потом он задумался о самой личности Фредерика. Он всегда поддавался ее обаянию, почти женственному, и вот он уже опять восхищался его успехом, на который себя самого считал неспособным.
Однако же разве воля не есть главный элемент во всяком начинании? А если с помощью воли все можно преодолеть…
«Вот было бы забавно!»
Но он устыдился своего вероломства, а минуту спустя подумал:
«Что это? Неужели я испугался?»
Г-жа Арну (оттого, что он так много о ней слышал) необычайными красками рисовалась в его представлении. Это постоянство в любви раздражало его, как неразрешимая загадка. Несколько неестественная строгость ее нрава наскучила ему теперь. Вообще же светская женщина (или то, что он под этим подразумевал) ослепляла фантазию адвоката как символ и как выражение тысячи неизведанных наслаждений. Живя в бедности, он стремился к роскоши в самой ее яркой форме.
«В конце концов если он и рассердится – пускай! Он слишком нехорошо поступил со мной, чтобы я стал церемониться! У меня нет доказательств, что она его любовница! Он сам это отрицает. Значит, я ничем не связан!»
Желание сделать этот шаг уже не покидало его. Ему хотелось испытать свои силы, и вот однажды он сам вычистил себе сапоги, купил белые перчатки и пустился в путь, воображая себя на месте Фредерика и почти отожествляя себя с ним и переживая своеобразный психологический процесс, в котором сочетались жажда мести и симпатия, подражание и дерзость.
Он велел доложить о себе: «Доктор Делорье».
Г-жа Арну удивилась, так как не посылала за врачом.
– Ах, виноват! Я ведь доктор права. Я пришел к вам по делу господина Моро.
Это имя как будто смутило ее.
«Тем лучше! – подумал бывший клерк. – Не отвергла его, не отвергнет и меня», – успокаивал он себя прописной истиной, будто любовника легче вытеснить, чем мужа.
Он имел удовольствие встретиться с нею однажды в суде; он даже назвал день и число. Такая памятливость удивила г-жу Арну. Он вкрадчивым голосом продолжал:
– Вы и тогда уже… находились… в затруднительных обстоятельствах!
Она ничего не ответила; значит, это была правда.
Он заговорил о том, о сем, о ее квартире, о фабрике; потом, заметив возле зеркала несколько медальонов, оказал:
– Ах, наверно, семейные портреты!
Он обратил внимание на портрет пожилой женщины, матери г-жи Арну.
– Судя по лицу, чудесная женщина, типичная южанка.
Оказалось, что она родом из Шартра.
– Шартр? Красивый город.
Он похвалил Шартрский собор и пироги, затем, вернувшись к портрету, обнаружил в нем сходство с г-жой Арну и сказал ей кстати несколько косвенных комплиментов. Это ее не оскорбило. Он стал увереннее и сообщил, что давно знаком с Арну.
– Славный малый, но компрометирует себя! Например, вот эта закладная… Нельзя себе представить, до какого легкомыслия…
– Да, я знаю, – ответила она, пожав плечами.