В 1574 г. был назначен испанцами комендантом Гравелина. В 1576 г. перешел на сторону Генеральных штатов (см. примеч. к с. 152), а в 1578 г. вновь завязал отношения с испанцами и в дальнейшем служил той стороне, которая лучше платила.] со своей охраной, состоявшей из шести алебардиров. За ним, по чину, выступал знаменщик, у которого охрана была меньше, потом профос, его алебардиры и два его сыщика, начальник дозора, начальник обоза, палач с подручным, трубачи и барабанщики, старавшиеся изо всех сил.
За валлонским отрядом следовал фламандский, численностью в двести человек, со своим капитаном и знаменщиком; он был разделен на две центурии под командой сержантов, лихих вояк, а центурии в свою очередь делились на декурии под командой ротмистров. Впереди профоса и stokknecht’oв, его помощников по палочной части, гремели барабаны и ревели трубы.
За войском, в двух открытых повозках, кто – стоя, кто – лежа, кто – сидя, хохотали, ласточками щебетали, соловьями распевали, ели, выпивали, танцевали солдатские подружки – смазливые потаскушки.
Некоторые из них были одеты как ландскнехты, но одежду они себе сшили из тонкой белой ткани, с вырезом на груди, с разрезами на рукавах, на бедрах и на спине, и в разрезах этих просвечивало их нежное тело. На голове у них были шитые золотом шапочки из тонкого льняного полотна, украшенные колыхавшимися на ветру красивыми страусовыми перьями. На златотканых, отделанных алым атласом поясах висели ножны из золотой парчи для кинжалов. Туфли, чулки, шаровары, куртки – все это у них было из белого шелка, а шнуры и застежки – золотые.
Другие тоже вырядились в ландскнехтскую форму, но – самых разных цветов: в синюю, в зеленую, в пунцовую, в голубую, в алую, с разрезами, с вышивками, с гербами – как кому нравилось, и у всех на рукавах был пестрый кружок, указывавший на их род занятий.
Hoerweyfel, их надзиратель, пытался утихомирить девиц, но девицы не слушались: они отпускали такие словечки и отмачивали такие штучки, что надзиратель при всем желании не мог удержаться от смеха.
Одетый богомольцем, Уленшпигель шел в ногу с войском, напоминая шлюпку рядом с кораблем. И все время бормотал молитвы.
Неожиданно к нему обратился Ламот:
– Ты куда путь держишь, богомолец?
– Я, господин капитан, совершил великий грех и был присужден капитулом собора Богоматери сходить пешком в Рим и получить от святейшего отца отпущение, и святейший отец мне его дал, – отвечал проголодавшийся Уленшпигель. – После того как я очистился, святейший отец дозволил мне возвратиться на родину, с условием, однако ж, что по дороге я буду проповедовать слово Божие всем родам войск, воины же за мою проповедь должны кормить меня хлебом и мясом. Вы мне дозволите на ближайшем привале исполнить мой обет?
– Дозволяю, – отвечал Ламот.
Уленшпигель с самым дружелюбным видом присоединился к войску, а присоединившись, поминутно поглаживал свою куртку – тут ли письма.