Яков Полонский. Письма к музе

   ПИСЬМО ВТОРОЕ
   Ты как будто знала, муза,
   Что, влекомы и теснимы
   Жизнью, временем, с латынью
   Далеко бы не ушли мы.
   Вечный твой Парнас, о муза,
   Далеко не тот, где боги
   Наслаждались и ревниво
   К бедным смертным были строги.
   И, восстав от сна, ни разу
   Ты на девственные плечи
   Не набрасывала тоги,
   Не слыхала римской речи,
   И про римский Капитолий
   От меня ж ты услыхала
   В день, когда я за урок свой
   Получил четыре балла.
   Вместе мы росли, о муза!
   И когда я был ленивый
   Школьник, ты была малюткой
   Шаловливо-прихотливой.
   И уж я не знаю, право
   (Хоть догадываюсь ныне),
   Что ты думала, когда я
   Упражнял себя в латыни?
   Я мечтал уж о Пегасе,
   Ты же, резвая, впрягалась
   Иногда в мои салазки
   И везла меня, и мчалась
   Мчалась по сугробам снежным
   Мимо бани, мимо сонных
   Яблонь, лип и низких ветел,
   Инеем, посеребренных,
   Мимо старого колодца,
   Мимо старого сарая,
   И пугливо сердце билось,
   От восторга замирая.
   Иногда меня звала ты
   Слушать сказки бедной няни,
   На скамье с своею прялкой
   Приютившейся в чулане.
   Но я рос, и вырастала
   Ты, волшебная малютка.
   Дерзко я глядел на старших,
   Но с тобой мне стало жутко.
   В дни экзаменов бывало,
   Не щадя меня нимало,
   Ты меня терзала, муза,
   Ты мне вирши диктовала.
   В дни, когда, кой-как осилив
   Энеиду, я несмело
   За Горациевы оды
   Принимался, — ты мне пела
   Про широку степь, — манила
   В лес, где зорю ты встречала,
   Иль поникшей скорбной тенью
   Меж могильных плит блуждала.
   Там, где над обрывом белый
   Монастырь и где без окон
   Терем Олега (1), — мелькал мне
   На ветру твой русый локон.
   И нигде кругом — на камнях
   Римских букв не находил я
   Там, где мне мелькал твой локон,
   Там, где плакал и любил я.
   В дни, когда над Цицероном
   Стал мечтать я, что в России
   Сам я буду славен в роли
   Неподкупного витии,
   Помнишь, ты меня из классной
   Увела и указала
   На разлив Оки с вершины
   Исторического вала.
   Этот вал, кой-где разрытый,
   Был твердыней земляною
   В оны дни, когда рязанцы
   Бились с дикою ордою;
   Подо мной таились клады,
   Надо мной стрижи звенели,
   Выше — в небе — над Рязанью
   К югу лебеди летели,
   А внизу виднелась будка
   С алебардой, мост да пара
   Фонарей, да бабы в кичках
   Шли ко всенощной с базара.
   Им навстречу с колокольни
   Несся гулкий звон вечерний;
   Тени шире разрастались
   Я крестился суеверней…
   Побледнел твой лик, и, помню,
   Ты мне на ухо пропела:
   "Милый мой! скажи, какая
   Речь в уме твоем созрела?
   О, вития! здесь не форум
   Здесь еще сердцам народа
   Говорит вот этот гулкий
   Звон церковный, да природа…
   Здесь твое — quousque tandem (2)
   Будет речью неуместной,
   И едва ль понятен будет
   Стих твой — даже благовестный!"
   Время шло — и вот из школы
   В жизнь ушел я, и объяла
   Тьма меня; ни ты, о муза,
   Друг мой, свет мой, не отстала.
   Помнишь, — молодо-беспечны
   И отверженно-убоги,
   За возами шли мы полем
   Вдоль проселочной дороги,
   Нас охватывали волны
   Простывающего жара,
   Лик твой рдел в румяном блеске
   Вечереющего пара,
   И не юною подругой,
   И не девушкой любимой
   Божеством ты мне казалась,
   Красотой невыразимой.
   Я молчал — ты говорила:
   "Нашу бедную Россию
   Не стихи спасут, а вера
   В божий суд или в мессию.
   И не наши Цицероны,
   Не Горации — иная
   Вдохновляющая сила,
   Сила правды трудовая
   Обновит тот мир, в котором
   Славу добывают кровью,
   Мир с могущественной ложью
   И с бессильною любовью"…
   С той поры, мужая сердцем,
   Постигать я стал, о муза,
   Что с тобой без этой веры
   Нет законного союза…
 
   1 Олегов монастырь над Окой, в 12 верстах от Рязани.
   2 Начало знаменитой фразы из речи Цицерона: "Доколе, Катилина, будешь ты злоупотреблять доверием нашим?" — Ред.
   <1877>