- Это в высшей степени обидно! - завизжал Ипполит: - предположение обидное, ложное и не идущее к делу!
- Виноват, господа, виноват, - торопливо повинился князь: - пожалуста, извините; это потому, что мне подумалось, что не лучше ли нам быть совершенно откровенными друг с другом, но ваша воля, как хотите. Я Чебарову сказал, что так как я не в Петербурге, то немедленно уполномочиваю приятеля повести это дело, а вас, господин Бурдовский, о том извещу. Я прямо вам скажу, господа, что мне показалось это дело самым мошенническим, именно потому, что тут Чебаров… Ох, не обижайтесь, господа! Ради бога не обижайтесь! - испуганно вскричал князь, видя снова проявление обидного смятения Бурдовского, волнение и протест в его друзьях: - это не может до вас относиться лично, если я говорю, что считал это дело мошенническим! Ведь я никого из вас не знал тогда лично, и фамилий ваших не знал; я судил по одному Чебарову; я говорю вообще, потому что… если бы вы знали только, как меня ужасно обманывали с тех пор, как я получил наследство!
- Князь, вы ужасно наивны, - насмешливо заметил племянник Лебедева.
- И при этом - князь и миллионер! При вашем, может быть, и в самом деле добром и простоватом сердце, вы все-таки не можете, конечно, избавиться от общего закона, - провозгласил Ипполит.
- Может быть, очень может быть, господа, - торопился князь, - хоть я и не понимаю про какой вы общий закон говорите; но я продолжаю, не обижайтесь только напрасно; клянусь, я не имею ни малейшего желания вас обидеть. И что это в самом деле, господа: ни одного-то слова нельзя сказать искренно, тотчас же вы обижаетесь! Но, во-первых, меня ужасно поразило, что существует "сын Павлищева" и существует в таком ужасном положении, как обќяснил мне Чебаров. Павлищев - мой благодетель и друг моего отца. (Ах, зачем вы такую неправду написали, господин Келлер, в вашей статье про моего отца? Никакой растраты ротной суммы и никаких обид подчиненным не было - в этом я положительно убежден, и как у вас рука поднялась такую клевету написать?) А то, что вы написали про Павлищева, то уж совершенно невыносимо: вы называете этого благороднейшего человека сладострастным и легкомысленным так смело, так положительно, как будто вы и в самом деле говорите правду, а между тем это был самый целомудренный человек, какие были на свете! Это был даже замечательный ученый; он был корреспондентом многих уважаемых людей в науке и много денег в помощь науки употребил. Что же касается до его сердца, до его добрых дел, о, конечно, вы справедливо написали, что я тогда был почти идиотом и ничего не мог понимать (хотя я по-русски все-таки говорил и мог понимать), но ведь могу же я оценить все, что теперь припоминаю…
- Позвольте, - визжал Ипполит, - не слишком ли это будет чувствительно? Мы не дети. Вы хотели идти прямо к делу, десятый час, это вспомните.
- Извольте, извольте, господа, - тотчас же согласился князь; - после первой недоверчивости я решил, что я могу ошибаться, и что Павлищев действительно мог иметь сына.
