Перестанемте лучше, а то мы все опять, пожалуй, сконфузимся, и тогда…
- Пойдемте на музыку, - резко проговорила Лизавета Прокофьевна, сердито подымаясь с места. За нею встали все.
II.
Князь вдруг подошел к Евгению Павловичу.
- Евгений Павлыч, - сказал он с странною горячностью, схватив его за руку, - будьте уверены, что я вас считаю за самого благороднейшего и лучшего человека, несмотря ни на что; будьте в этом уверены…
Евгений Павлович даже отступил на шаг от удивления. Мгновение он удерживался от нестерпимого припадка смеха; но, приглядевшись ближе, он заметил, что князь был как бы не в себе, по крайней мере в каком-то особенном состоянии.
- Бьюсь об заклад, - вскричал он, - что вы, князь, хотели совсем не то сказать и, может быть, совсем и не мне… Но что с вами? Не дурно ли вам?
- Может быть, очень может быть, и вы очень тонко заметили, что, может быть, я не к вам хотел подойти.
Сказав это, он как-то странно и даже смешно улыбнулся, но вдруг, как бы разгорячившись, воскликнул:
- Не напоминайте мне про мой поступок три дня назад! Мне очень стыдно было эти три дня… Я знаю, что я виноват…
- Да… да что же вы такого ужасного сделали?
- Я вижу, что вам, может быть, за меня всех стыднее, Евгений Павлович; вы краснеете, это черта прекрасного сердца. Я сейчас уйду, будьте уверены.
- Да что это он? Припадки что ли у него так начинаются? - испуганно обратилась Лизавета Прокофьевна к Коле.
- Не обращайте внимания, Лизавета Прокофьевна, у меня не припадок; я сейчас уйду. Я знаю, что я… обижен природой. Я был двадцать четыре года болен, до двадцатичетырехлетнего возраста от рождения. Примите же как от больного и теперь. Я сейчас уйду, сейчас, будьте уверены. Я не краснею, - потому что ведь от этого странно же краснеть, не правда ли? - но в обществе я лишний… Я не от самолюбия… Я в эти три дня передумал и решил, что я вас искренно и благородно должен уведомить при первом случае. Есть такие идеи, есть высокие идеи, о которых я не должен начинать говорить, потому что я непременно всех насмешу; князь Щ. про это самое мне сейчас напомнил… У меня нет жеста приличного, чувства меры нет; у меня слова другие, а не соответственные мысли, а это унижение для этих мыслей. И потому я не имею права… к тому же я мнителен, я… я убежден, что в этом доме меня не могут обидеть и любят меня более, чем я стою, но я знаю и ведь наверно знаю), что после двадцати лет болезни непременно должно было что-нибудь да остаться, так что нельзя не смеяться надо мной… иногда… ведь так?
Он как бы ждал ответа и решения, озираясь кругом. Все стояли в тяжелом недоумении от этой неожиданной, болезненной и, казалось бы, во всяком случае беспричинной выходки. Но эта выходка подала повод к странному эпизоду.
- Для чего вы это здесь говорите? - вдруг вскричала Аглая: - для чего вы это им говорите? Им! Им!
Казалось, она была в последней степени негодования: глаза ее метали искры. Князь стоял
