пробормотала Варя.
- К чему снисхождение? К кому? - вспыхнул Ганя: - к его мерзостям? Нет, уж как хочешь, этак нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя! И какая манера: сам виноват и еще пуще куражится. "Не хочу в ворота, разбирай забор!.." Что ты такая сидишь? На тебе лица нет?
- Лицо как лицо, - с неудовольствием ответила Варя. Ганя попристальнее поглядел на нее.
- Там была? - спросил он вдруг.
- Там.
- Стой, опять кричат! Этакой срам, да еще в такое время!
- Какое такое время? Никакого такого особенного времени нет.
Ганя еще пристальней оглядел сестру.
- Что-нибудь узнала? - спросил он.
- Ничего неожиданного, по крайней мере. Узнала, что все это верно. Муж был правее нас обоих; как предрек с самого начала, так и вышло. Где он?
- Нет дома. Что вышло?
- Князь жених формальный, дело решенное. Мне старшие сказали. Аглая согласна; даже и скрываться перестали. (Ведь там все такая таинственность была до сих пор.) Свадьбу Аделаиды опять оттянут, чтобы вместе обе свадьбы разом сделать, в один день, - поэзия какая! На стихи похоже. Вот сочини-ка стихи на бракосочетание, чем даром-то по комнате бегать. Сегодня вечером у них Белоконская будет; кстати приехала; гости будут. Его Белоконской представят, хоть он уже с ней и знаком; кажется, вслух объявят. Боятся только, чтоб он чего не уронил и не разбил, когда в комнату при гостях войдет, или сам бы не шлепнулся; от него станется.
Ганя выслушал очень внимательно, но, к удивлению сестры, это поразительное для него известие, кажется, вовсе не произвело на него такого поражающего действия.
- Что ж, это ясно было, - сказал он, подумав, - конец, значит! - прибавил он с какою-то странною усмешкой, лукаво заглядывая в лицо сестры и все еще продолжая ходить взад и вперед по комнате, но уже гораздо потише.
- Хорошо еще, что ты принимаешь философом; я, право, рада, - сказала Варя.
- Да с плеч долой; с твоих, по крайней мере.
- Я, кажется, тебе искренно служила, не рассуждая и не докучая; я не спрашивала тебя, какого ты счастья хотел у Аглаи искать.
- Да разве я… счастья у Аглаи искал?
- Ну, пожалуста, не вдавайся в философию! Конечно, так. Кончено, и довольно с нас: в дураках. Я на это дело, признаюсь тебе, никогда серьезно не могла смотреть; только "на всякий случай" взялась за него, на смешной ее характер рассчитывая, а главное, чтобы тебя потешить; девяносто шансов было, что лопнет. Я даже до сих пор сама не знаю, чего ты и добивался-то.
- Теперь пойдете вы с мужем меня на службу гнать; лекции про упорство и силу воли читать: малым не пренебрегать и так далее, наизусть знаю, - захохотал Ганя.
"Что-нибудь новое у него на уме!" - подумала Варя.
- Что ж там - рады, отцы-то? - спросил вдруг Ганя.
- Н-нет, кажется. Впрочем, сам заключить можешь; Иван Федорович доволен; мать боится; и прежде с отвращением на него как на жениха смотрела; известно.
- Я не про то; жених
