— А долг? — вдруг вырвалось у Обломова.
Штольц вскочил с места.
— Долг? — повторил он. — Какой долг?
И он, как грозный учитель, глядел на прячущегося ребенка.
Обломов вдруг замолчал. Штольц пересел к нему на диван.
— Кому ты должен? — спросил он.
Обломов немного отрезвился и опомнился.
— Никому, я соврал, — сказал он.
— Нет, ты вот теперь лжешь, да неискусно. Что у тебя? Что с тобой, Илья? А! Так вот что значит баранина, кислое вино! У тебя денег нет! Куда ж ты деваешь?
— Я точно должен… немного, хозяйке за припасы… — говорил Обломов.
— За баранину и за язык! Илья, говори, что у тебя делается? Что это за история: брат переехал, хозяйство пошло плохо… Тут что-то неловко. Сколько ты должен?
— Десять тысяч, по заемному письму… — прошептал Обломов.
Штольц вскочил и опять сел.
— Десять тысяч? Хозяйке? За припасы? — повторил он с ужасом.
— Да, много забирали, я жил очень широко… Помнишь, ананасы да персики… вот я задолжал… — бормотал Обломов. — Да что об этом?
Штольц не отвечал ему. Он соображал: "Брат переехал, хозяйство пошло плохо — и точно оно так: все смотрит голо, бедно, грязно! Что ж хозяйка за женщина? Обломов хвалит ее! она смотрит за ним, он говорит о ней с жаром…"
Вдруг Штольц изменился в лице, поймав истину. На него пахнуло холодом.
— Илья! — спросил он. — Эта женщина… что она тебе?.. — Но Обломов положил голову на стол и задремал.
"Она его грабит, тащит с него все… это вседневная история, а я до сих пор не догадался!" — думал он.
Штольц встал и быстро отворил дверь к хозяйке, так что та, увидя его, с испугу выронила ложечку из рук, которою мешала кофе.
— Мне нужно с вами поговорить, — вежливо сказал он.
— Пожалуйте в гостиную, я сейчас приду, — отвечала она робко.
И, накинув на шею косынку, вошла вслед за ним в гостиную и села на кончике дивана. Шали уж не было на ней, и она старалась прятать руки под косынку.
— Илья Ильич дал вам заемное письмо? — спросил он.
— Нет, — с тупым взглядом удивления отвечала она, — они мне никакого письма не давали.
— Как никакого?
— Я никакого письма не видала! — твердила она с тем же тупым удивлением…
— Заемное письмо! — повторил Штольц.
Она подумала немного.
— Вы бы поговорили с братцем, — сказала она, — а я никакого письма не видала.
"Что она, дура или плутовка?" — подумал Штольц.
— Но он должен вам? — спросил он.
Она поглядела на него тупо, потом вдруг лицо у ней осмыслилось, даже выразило тревогу. Она вспомнила о заложенном жемчуге, о серебре, о салопе и вообразила, что Штольц намекает на этот долг, только никак не могла понять, как узнали об этом, она ни слова не проронила не только Обломову об этой тайне, даже Анисье, которой отдавала отчет в каждой копейке.
— Сколько он вам должен? — с беспокойством спрашивал Штольц.
— Ничего не должны! Ни копеечки!
