— Что ж они, дело, что ли, хотят затевать? — глухо спросил Тарантьев. — Я ведь в стороне, вот ты, кум…
— "В стороне"! Ты в стороне? Нет, кум, уж если в петлю лезть, так тебе первому: кто уговаривал Обломова пить-то? Кто срамил, грозил?..
— Ты же научил, — говорил Тарантьев.
— А ты несовершеннолетний, что ли? Я знать ничего не знаю, ведать не ведаю.
— Это, кум, бессовестно! Сколько через меня перепало тебе, а мне-то всего триста рублей досталось…
— Что ж, одному все взять на себя? Экой ты какой ловкий! Нет, я знать ничего не знаю, — говорил он, — а меня просила сестра, по женскому незнанию дела, заявить письмо у маклера — вот и все. Ты и Затертый были свидетелями, вы и в ответе!
— Ты бы сестру-то хорошенько: как она смела против брата идти? — сказал Тарантьев.
— Сестра — дура, что с ней будешь делать?
— Что она?
— Что? Плачет, а сама стоит на своем: "Не должен, дескать, Илья Ильич, да и только, и денег она никаких ему не давала".
— У тебя зато есть письмо на нее, — сказал Тарантьев, — ты не потеряешь своего…
Мухояров вынул из кармана заемное письмо на сестру, разорвал его на части и подал Тарантьеву.
— На вот, я тебе подарю, не хочешь ли? — прибавил он. — Что с нее взять? Дом, что ли, с огородишком? И тысячи не дадут: он весь разваливается. Да что я, нехристь, что ли, какой? По миру ее пустить с ребятишками?
— Стало, следствие начнется? — робко спросил Тарантьев. — Вот тут-то, кум, отделаться бы подешевле: ты уж, брат, выручи!
— Какое следствие? Никакого следствия не будет! Генерал было погрозил выслать из города, да немец-то вступился, не хочет срамить Обломова.
— Что ты, кум! Как гора с плеч! Выпьем! — сказал Тарантьев.
— Выпьем? Из каких это доходов? На твои, что ль?
— А твои? Сегодня, поди, целковых семь забрал!
— Что-о! Прощай доходы: что генерал-то сказал, я не договорил.
— А что? — вдруг опять струсив, спросил Тарантьев.
— В отставку велел подать.
— Что ты, кум! — выпуча на него глаза, сказал Тарантьев. — Ну, — заключил он с яростью, — теперь обругаю же я земляка на чем свет стоит!
— Только бы тебе ругаться!
— Нет, уж обругаю, как ты хочешь! — говорил Тарантьев. — А впрочем, правда, лучше погожу, вот что я вздумал, слушай-ко, кум!
— Что еще? — повторил в раздумье Иван Матвеевич.
— Можно тут хорошее дело сделать. Жаль только, что ты съехал с квартиры…
— А что?
— Что! — говорил он, глядя на Ивана Матвеевича. — Подсматривать за Обломовым да за сестрой, какие они там пироги пекут, да и того… свидетелей! Так тут и немец ничего не сделает. А ты теперь вольный казак: затеешь следствие — законное дело! Небойсь, и немец струсит, на мировую пойдет.
