Пастуха чистодорского звать Васька Марей. Он ходит в резиновых сапогах, носит на плече сумку, в руках – кнут. Настоящий пастух.
Когда на закате он пригоняет стадо, за ним бегут братья Моховы и кричат:
Васька Марей!
Не корми
Комарей!
– Да как же не кормить-то их? – отвечает Васька. – Они же ведь кусаются.
Хозяйки Марея уважают.
– Кушай, Васенька, сытней, гляди веселей! – потчует его Пантелевна, когда он обедает у нас.
И Вася налегает на щи с мясом.
А обедает Вася в очередь. Сегодня – у нас, завтра – у Зуюшки, потом – у Миронихи, и пошло, и пошло. Каждый день – в новом доме.
Кормить его стараются как можно лучше, чтоб дело своё знал. Кормят и дело втолковывают:
– Ты уж, Вася, за Ночкой-то моей доглядай как следовает.
– Ладно, – кивает Вася. – Не печалься, Пантелевна. Я за твоей Ночкой во как доглядаю!
Часто в лесу я натыкался на стадо, но ни разу не видел, чтоб Вася особенно доглядал. Скотина сама по себе ходит, а Вася спит в бузине – сны доглядает.
– Вась! Вась! Коровы ушли!
– Что? Ах, чёрт! – вскакивает Вася. – Куда-а-а?
Потом видит меня и говорит:
– Ну перешорохал ты меня!.. Давай закуривай.
Перешорохал – значит напугал.
Но однажды Вася крепко перепугался. Из-за быка. Бык чистодорский очень злой. Глаза наливные, как яблоки. Звать Буня.
Он даже траву-то страшно жрёт. Жамкнет, жамкнет и подымает голову – нет ли кого рядом, чтоб забодать.
Он многих бодал: Туголукова бодал, деда Мирошу. Бригадира Фролова бодал, но не забодал – бригадир в трактор спрятался, в ДТ-75. А Буня в кабинку глядит и широким языком стекло лижет.
На другой день бригадир пошёл к зоотехнику Николаю.
– Что, – говорит, – хочешь делай, надо Буньке рога спилить.
Николаю рога пилить не хотелось.
– У меня такой пилы нет. Надо специальную роговую пилу. Ножовкой их не возьмёшь.
– Подыщи какой-нибудь лобзик, – говорит Фролов. – Что касаемо меня или деда Мироши, – пускай бодает. Но вот скоро к нам комиссия приедет. Что, как он комиссию забодает? Будешь тогда отвечать.
Гибель комиссии Николая напугала.
– Ладно, – говорит, – найду лобзик.
И на другой день зазвал к себе вечером Ваську Марея. Стал пельменями угощать. Потом говорит:
– Вася, надо рога пилить.
– Какие, – Вася говорит, – рога?
– Бунькины.
Вася пельмени доел и говорит:
– Нет.
– Вася, он комиссию забодает.
– Пускай бодает, – говорит Вася. – Мне комиссии не жалко.
Так Вася и не согласился. Тогда Николай стал Туголукова уговаривать, плотника.
– Ладно, – говорит Туголуков, – я согласен. Я – человек, Бунькой боданный.
Вечером завели Буню в загон с толстой изгородью. Он как вошёл, сразу понял – дело нечисто. Взревел так, что сразу все собаки отозвались. Задрал Бунька хвост и пошёл по кругу. Разогнался – ударил грудью в изгородь. Изгородь выдержала, а Туголуков на рога верёвку накинул, прикрутил бычью башку к изгороди. Потом и ноги ему связал – стреножил. Только хвост у Буни свободный остался, и этим-то хвостом он всё-таки съездил Туголукова по уху.
Николай залез на изгородь, достал свой лобзик, и вдруг над самым ухом у него – трах! – выстрел. Трах! Трах!
– Слезай с изгороди! Всех перестреляю!
Васька Марей бежит, кнутом стреляет.
– Не дам быка пилить!
– Да что ты, Вася? – говорит Николай. – Рога опасны.
– Ничего-ничего, – говорит Вася, – их можно и стороной обойти.
Так и не дал спилить Буньке рога. И правильно сделал. Хоть и злой бык, зато настоящий. Чистодорский. Уважаемый.
